бросал в нее то заклинание, о котором я говорил?»

«Конечно, Сигей».

«Значит… просто отравление?»

«Возможно».

«Колдун! — сказал я. — Что значит: возможно?!»

«О заклинании ты напомнил мне лишь неделю назад, — сказал Ордош. — А в самый первый раз — тогда, еще до начала учебы, — я о нем не подумал».

«Как ты мог о таком позабыть?!»

«Прости, Сигей. Я думал тогда совсем о другом. Сказалось отсутствие опыта».

«И кто из нас дубина? Так ты допускаешь, что она… Не рановато ли ее тошнит?».

«Погоди. Так. „Особо чувствительных женщин начинает тошнить через 10–14 дней после состоявшегося зачатия“. Похоже, наша жена и относится к этим особо чувствительным».

«Где это ты такое вычитал?»

«Это не я вычитал, а ты, дубина. Я лишь нашел это в твоей памяти. Ты переживал, что станешь отцом еще на первом курсе университета».

«Считаешь, я помню, из-за чего переживал сто лет назад? Там есть хорошее заклинание… Надо бы проверить».

«Обязательно проверю, Сигей. Подожди».

Мая возвращалась. Вытирала рот платком.

— Мы с Чайкой едем во дворец, — сказала она. — Прямо сейчас. Попроси своих бандиток, чтобы нам приготовили карету. Ты, кстати, едешь с нами. Нам с тобой нужно поговорить. Догадываешься, о чем? Какая прелесть. И прихвати те документы, которые показывал сегодня Чайке. Надеюсь, ты не оставил их в общежитии?

— Нет, они здесь.

— Прелестно.

Я почувствовал, как колдун сплел заклинание.

«И что?»

Тишина.

«Колдун!»

«Гадюка не ошиблась».

«Хочешь сказать…».

«Да. Поздравляю, Сигей. У нас с тобой будет ребенок».

Его слова заставили меня поморщиться.

«Мне не понравилось, как ты выразился, колдун».

«Действительно, — сказал Ордош, — некрасиво прозвучало. Перефразирую: у нас и у Маи будет дочь».

«В таком виде твое сообщение звучит гораздо лучше, — сказал я. — Только не пойму пока, хорошее это известие или не очень».

«Не хочешь уточнить, почему дочь, а не сын?»

«Не считай меня идиотом, колдун. Я не глупее тебя. Понимаю. После всех тех заклинаний, которыми мы пичкали Маю на этой неделе, уцелеть могла только девочка».

«Я и не называл тебя глупцом, дубина».

«Волчица Восьмая».

«Осьмушка», — сказал Ордош.

«Сам ты Осьмушка, колдун! — сказал я. — Тоже мне, придумал!»

Улыбнулся. И сказал:

«Вося».

Глава 20

— Документы взял? — спросила Мая.

Ее лицо то освещалось уличными фонарями, то снова пряталось в тень.

Я уже третий раз сегодня ехал во дворец.

Во все той же карете.

— Конечно, — сказал я. — Они в сумке. Показать?

Карета в очередной раз подпрыгнула. Мая навалилась на меня. Чайка ударилась плечом о стену, выругалась. Я же почти не пошатнулся — привык к такой езде.

Мая сжала мою руку. Несильно — пыталась то ли успокоить, то ли приободрить.

С той минуты, как мы покинули дом Гадюки, Мая ни разу не назвала меня по имени: ни Пупсиком, ни как-либо еще. Словно пока не решила для себя, кто я такой. Но всеми своими действиями показывала, что, в любом случае, отказываться от общения со мной не намерена.

— Не сейчас, — сказала она. — Что я здесь увижу? Слишком темно. Неужели у твоих бандиток не нашлось кареты получше? Тут не то что светильников — диванов нормальных нет.

«Я могу подсветить», — сказал Ордош.

«Вот спасибо, — сказал я. — Мало всего мне придется объяснять? Хочешь, чтобы я придумывал и то, как запускаю огоньки?»

«Ты придумаешь, Сигей. Не сомневаюсь. Если чему-то ты и научился в этом мире — то это лгать».

«Не лгать, а оправдываться».

«Лгать».

«Ладно. Как скажешь. Я обманщик. Зато, мое вранье спасло уже множество жизней. Если бы не я, ты бы просто перешагивал через трупы. Разве не так?»

«Возможно».

«Нет, уж, колдун! Не возможно, а точно! Я достаточно изучил тебя. Ты пытаешься идти по кратчайшему пути. Он обычно ведет по трупам. А я не такой. Предпочитаю быть лгуном, а не кровавым маньяком».

— Послушай, Мая, — сказал я. — Помнишь, твоя мама упоминала о том, что я однажды работал в ее клубе?

— Это когда она впервые попробовала твой кофе? — спросила Мая. — Почему ты об этом заговорил?

— После всей этой истории с отравлением я кое о чем вспомнил. О том, что случайно услышал тогда в клубе.

— Какая прелесть. И что ты там услышал?

— Уже под утро, когда твоя мама и почти все ее подруги ушли, за карточным столом остались только две женщины. Мне показалось тогда, что они военные. Одна — точно. Вторая, возможно, имеет отношение к полиции — я так думаю. Так вот. Обычно во время работы я не прислушиваюсь к чужим разговорам. Но в то время я учил имперский. А женщины вдруг заговорили именно на нем. Это и привлекло мое внимание.

— О чем же они говорили?

— О государственной измене.

— О чем?! — переспросила Мая.

Выпустила мою руку.

Чайка насторожилась. Она не скрывала, что прислушивается к моим словам.

— Женщины обсуждали какое-то предложение от посла. Одна из них так и сказала: «Это будет государственная измена».

— А что конкретно она назвала изменой?

— Она упомянула о том, что посол попросила их «подлить масла в огонь», — сказал я. — И предложила за это каждой из них графство — с землями, людьми и городами.

— Какое «масло»?

— Не знаю. Я пересказал тебе все, что слышал. Но, думаю, графства просто так не предлагают. Да и то, что случилось с твоей мамой, вполне претендует на государственную измену. Вот я и подумал: может, эти два события как-то связаны?

— Какая прелесть. А… что за женщины об этом говорили? Ты их запомнил?

— Плохо. Как я говорил, они чем-то походили на военных. У одной были необычные сапоги — украшенные драгоценными, как мне показалось, камнями. Очень красивые. А вторая… у нее в речи постоянно проскакивало интересное слово… Сейчас вспомню… А! «Так-растак» — она несколько раз вставляла в свою речь эту фразу.

— Маршал Иволга?! — сказала Чайка.

— Да, проскакивает у нее такое словечко, — сказала Мая. — И почему ты раньше об этом разговоре никому не говорил?

«И зачем рассказываешь об этом Мае? — спросил Ордош. — Об этом лучше сообщить герцогине. Раз уж ты решил не молчать».

«Лучше. Но к ней нас сегодня могут и не пустить. Так пусть хоть Мая передаст ей, что с этой Иволгой что-то нечисто».

— А о чем тут было рассказывать? Пьяные женщины часто несут чушь. Я забыл их разговор почти сразу, как услышал — не придал ему значения. И только когда узнал об отравлении великой герцогини…

— Ясно.

— Так это происки имперцев? — спросила Чайка.

Ей никто не ответил.

Какое-то время мы