– Глянь, Яков Петрович, какой значок отбили. Чисто добрый. И у наиба ихнего недавно значок отбили. Тот вообще из шелка, золотом шитый. Один ты черт-те под каким ездишь…

Бакланов усмехнулся:

– Меня и под таким угадают.

Дежурный ординарец возил за ним на пике кисти от старого офицерского шарфа. По ним Бакланова в бою узнавали. Значком этим, самодельным, он и команды подавал.

Пожали казаки плечами:

– Твое дело. Мы хотели как лучше.

Низовцы – народ тщеславный, щеголеватый, сбродный. Есть из шляхты, есть с Кавказа выкресты. Попозже, когда фотография появилась, они, возвращаясь со службы, себе на портретах штаб-офицерские и даже генеральские эполеты пририсовывали.

Среди чеченцев же после этого боя распространились слухи, что Бакланов связан с самим дьяволом. Такие чудеса творит…

Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. 24 марта у Горячеводской снова стычка с чеченцами. В апреле передышка, а 12 мая три наиба со своими мюридами окружили полусотню полка № 39 у речки Нефтянки. Хорунжий Погожев и урядник Назаров спешили людей, сбились в кучу и отстреливались, пока подмога не подоспела. Из 40 человек почти половину потеряли – 14 раненых, 3 контуженых. И 13 мая опять казаки скакали, скот похищенный отбивали.

Лазутчики сообщали свежие новости. Шамиль в Ичкерии, в селе Балгит, собрал наибов, грозился, что уйдет и всех бросит. Наибы просили его, чтоб остался, и сына его, Кази Мухаммеда, объявили преемником. Быть ему имамом после Шамиля…

В апреле 1848 года командование на левом фланге поменялось. Фрейтага забрали генерал-квартирмейстером в действующую армию, мадьяр усмирять. На его место прислали генерала Нестерова Петра Петровича.

И на Кумыкской плоскости командование поменяли. В отсутствие Барятинского командовал генерального штаба полковник Верёвкин.

Нестеров всю Кумыкскую линию объехал. В Куринском задержался. Смотрел Донской № 20 полк, хвалил: «Редкий полк! Прекрасный полк!» И – туда же, вслед за казаками к баклановскому значку прицепился.

Заночевал он в Куринском. Проснулся рано, в шестом часу. Выглянул в окошко – возвращаются казаки из ночного разъезда, весь Качкалыкский лес по кочкам излазили. Впереди – Бакланов. Папаха на глаза надвинута, желтая черкеска. За ним казачок едет, с пики какое-то тряпье с махрами свисает.

Нестеров не вытерпел, высунулся:

– Яков Петрович! Что это у него на пике?

Бакланов оглянулся:

– Это мой значок, – и дальше поехал.

Нестеров перемолчал, но потом из Грозной написал Бакланову письмо в дружелюбнейших выражениях и прислал издавна хранимый трофейный турецкий значок – на камышовом куртинском дротике кусок тяжелой шитой золотом материи.

Бакланов его чувствительнейше благодарил, значок велел казакам хранить как зеницу ока, но в бои с собой не брал, старым пользовался.

Явился Алибей и озадачил сообщением – франки взбунтовались и прогнали своего короля. Кто такие франки, Алибей не знал. Но Шамиль и наибы очень этим событием интересуются.

Послал Бакланов в Грозную спросить. В Грозной подтвердили. Рассказали даже, что пришел Государь на какой-то бал и сказал: «Седлайте коней, господа! Во Франции опять революция».

Молодежь обрадовалась: «Может, в Европу пошлют!..» Кто постарше, поопытнее, бурчали: «Нас уж точно не пошлют. Еще за других служить оставят». Опасались начальники, думали, что как при Наполеоне начнется, опять Линию оголят. Но как-то пронесло. Пострадали, как обычно, казаки. Из-за новой европейской смуты стали войска собирать на западных границах, и всех, кого готовили на смену на Кавказ, отправили туда же. Остались отслужившие свой срок полки без смены.

Из всего полка № 20 в Европу попал один человек – хорунжий Померанцев, бывший студент. 19 мая отбыл он из полка, а с 1 июля 1848 года уже воссиял в полку Костина № 1. В баклановский полк он больше не вернулся, хотя на службе остался и дослужился до чина войскового старшины.

Летом Воронцов готовился вести войска Дагестанского отряда на Гергебиль. Еще один отряд собрали на правом берегу Аргуна, назвали Чеченским. Готовили театр военных действий против Большой Чечни. Мост через Терек у Николаевской станицы навели – подкрепления подводить.

Шамиль занервничал, ждал, откуда ударят, и сам обдумывал, где ударить, опередить.

Тут Нестеров собрал на совет командиров войск, стоявших на Кумыкской плоскости:

– Давайте ему с третьей стороны удар нанесем, по Ичкерии. Пусть покрутится…

Операцию поручил подготовить Веревкину. Веревкин считался офицером умным, талантливым, но эксцентриком и оригиналом. Ходил все время в одном и том же старом сюртуке.

Решил Верёвкин разорить Ахмет-Талы. Аул большой, лежит в ущелье над рекой Аксай, от укрепления Герзель-аул всего 18 верст, как раз за ночь можно подобраться. Известно, что находят там приют разные абреки.

Верёвкин всю операцию продумал, местных расспросил. Состояли при нем майор Инал Гебеков и некий кумык Султан-Мурат, отец которого недавно из Ахмат-Талыв пришел с повинной, с ними Верёвкин и советовался.

Решил он взять батальон Тенгинского полка из Куринского укрепления, 3 роты Навагинского полка из Кара-Су, батальон Кабардинского полка из Хасав-Юрта, еще несколько рот и взводов из других укреплений.

По команде отобранные для набега части в сумерках двинулись к Герзель-аулу. Собрались 3 батальона пехоты, 4 полевых орудия, 5 сотен Донского полка № 20 (привел их Бакланов из Куринского и Хасав-Юрта, а 1 сотня уже в Герзель-ауле стояла) и 1 сотня полка № 40 из Кара-Су да дивизион нижегородских драгун – 6-й и 7-й эскадроны майора Эттингера. В полной темноте прибыл с конвоем сам Веревкин. Ровно в полночь выступили из Герзель-аула и пошли вверх по Аксаю.

Одновременно колонна подполковника Домбровского вышла из Хасав-Юрта и двинулась вверх по речке Яман-Су с приказом на рассвете открыть канонаду и отвлечь чеченцев от Аксая.

По левому берегу Аксая дорога удобная, широкая. По ней Граббе в Ичкерию ходил, по ней же Воронцов из Даргинской экспедиции возвращался. Но дорогу эту чеченцы стерегут, глаз не смыкают.

Есть ответвление, переходит на правый берег Аксая. Раньше и здесь дорога была. И Вельяминов, и Граббе по ней хаживали. Но чеченцы ее перерыли во многих местах, и заросла она кустами до непроходимости. Именно эту дорогу Веревкин и выбрал, понадеявшись, что ее охранять не будут.

Чеченец-проводник, оплаченный-переплаченный, повел. Сам Бакланов для верности поехал с ним рядом. С Баклановым – 50 охотников-пластунов и есаул Пушкарев. Их задача – без звука заставы чеченские снять, если встретятся. За пластунами – драгуны, за драгунами – остальные казаки, а дальше уже пехота и артиллерия.

Ночь с 23 на 24 июня – Ивановская, папоротник расцветает, вся нечисть объявляется. Тут и сочинения писателя Гоголя можно не читать, всяк и так про это знает. Шли в темноту, в бесовскую ночь с внутренним трепетом.