— Есть в Слуцке ткачи, да все более иную одежду ткут. Бывало, что вышивали пояса, что из Туреччины привезут, но то редко, — сказала София, стараясь понять, к чему клонит царица.

Ксения Борисовна и сама знала, что дорогие материи, которыми мужчины опоясываются, привозят из Персии, реже из Османской империи, но женщина уже настолько верила своему мужу, считая того все знающим, что не стала перечить в том, что в Слуцке налажено производство поясов.

— Удумала я открыть производство поясов дорогих. Есть у нас ткани, что персы привезли, да и золотые и серебряные нити, вот и посчитала, что в этом деле ты мне помощницей станешь, — сказала Ксения.

— Как же это, царица? В полоне я, выкупить могут в любое время, — говорила София с нотками обреченности в голосе.

До сих пор ее муж, Янош Радзивилл, не проявил никакого интереса к судьбе жены. Хотя бы для приличия прислал переговорщиков. Но, нет. И пусть женщине в Москве даже больше нравилось, чем где-либо, но родной Слуцк София любила и хотела бы туда поехать.

— Ты хотела бы остаться тут, в России? — спросила Ксения, уже понимая, что дело не в России, или православии, к которому тянется София, а в мужчине.

В этом времени еще никто не знал о таком психическом расстройстве, которое в будущем назовут «Стокгольмский синдром». София влюбилась в своего похитителя. Эта страсть пугала женщину, ибо умом она понимала, что Заруцкий, сколько бы его к себе не приближал царь, ей не ровня, что любить похитителя и разорителя нельзя, что она может быть игрушкой в руках любвеобильного казака. Все разумом понимала, но… не могла ничего с собой поделать. Ждала его, когда казак ее… и не из-за боли — он брал ее силой, но женщина находила в этой силе и ласку, заботу. София в такие моменты кусала до крови свои губы, чтобы не показать собственную негу в его сильных руках, хотя стоны то и дело вырывались из женских уст.

А когда София представляла Яноша Радзивилла, то ей становилось так противно, что хотелось быстрее обтереться мокрыми полотенцами, как будто смыть с себя пот ненавистного мужа.

— Я мужняя жена, нельзя! — отвечала София.

Ксения перекрестилась, не обращая внимание на недоумение собеседницы. Все-таки дедова кровь, малютина, иногда, но рвется наружу. Царица, вдруг, подумала, что можно же Яноша Радзивилла убить и София станет свободной от любых обязательств. Мало того, нахватавшись циничного меркантилизма у мужа, в красивой головке Ксении Борисовны промелькнули и мысли, что вотчина Софии — Слуцк и окрестности, можно было обокрасть на людей. Пусть бы переехали крестьяне и ремесленники в Россию! А уже где нарезать земель для этих людей и какую вотчину отдать во владение Софии, в девичестве Олелькович, найдется. Много земель обезлюдело, города полупустые стоят. Всех может приютить Россия. Вот из-за таких мыслей греховных и перекрестилась царица, правда, думы об убийстве мужа Софии у нее из головы не выветрились.

— В России твое венчание не признается. Да и с патриархом поговорю, он найдет, что и как сделать. Да и сколь много ранее людей переходили их Литвы на службу к русским государям? Много! И людей с собой забирали, — привела свои доводы Ксения.

София промолчала. Будь Заруцкий боярином, но не новоиспеченным, а древнего рода, то она, скорее всего, пошла бы на то, чтобы стать его женой. А так… много неизвестных в этом деле: как относится сам Иван к ней, что предпримет муж, как может среагировать общество…

— А помоги мне, София Юрьевна, сладить мануфактуру кружевную, да вышивальную. Хочу я быть подспорьем мужу своему в делах их. Говорил государь-император, что кружева, кабы их наладить производство, зело много покупать станут, да расписные пояса, сколь не сделай, все купят. Нынче в Гишпании, да в Нидерландах, Франции многие кружевами украшают одеяния свои. А я способ знаю, матушка — царствия ей небесного — научила. Тайный! — Ксения приложила палец ко рту и улыбнулась.

— Коклюшками? Али спицами? — София чуть сдержалась, чтобы не рассмеяться, наблюдая реакцию царицы на то, что ее тайна раскрыта.

Ксения так же поняла, что выглядит смешно и две женщины, почувствовав некое родство, рассмеялись.

— А крючком? — спросила Ксения, решив все-таки оставить за собой первенство в понимании техник кружевного плетения.

— Нет, такого не ведаю, — отсмеявшись соврала София.

Пусть царица посчитает себя более сведущей в деле, тем более, что она, действительно, мастерица и ее вышивка достойна любования.

— Так что? Наберем женщин, да обучим их ремеслу? — спросила Ксения.

— Позволь царица спросить! — Ксения кивнула. — За чем тебе сие? Денег же хватает, али то не для продажи, а для себя? Так зачем много людей и вообще мануфактура?

— Муж мой ищет промыслы, что дадут державе нашей прибыток. Та держава, где каждый в достатке живет, завсегда богатая, — отвечала Ксения и не замечая, что говорит словами мужа.

София завидовала, не со злостью, но все же. Она так же хотела бы быть мужу соратницей, даже старалась некогда вести себя похожим образом, но не оценили. Одно только хорошее из того, что София Юрьевна занималась хозяйством — опыт. Теперь, как сказали бы в будущем, она опытный менеджер. И почему бы не попробовать и чем-то полезным заняться, пока в плену и пока… Иван на войне.

София посчитала, что не стоит говорить царице и еще об одном факторе, который подвигнул ее согласиться на помощь в организации кружевного производства. Можно же учесть опыт, который женщина приобретет в Москве, а после подобное, да с учетом допущенных ошибок, открыть и в Слуцке. Только как же не хотелось возвращаться одной…

— Поснедаешь со мной? — спросила Ксения.

Сегодня государь уехал в Преображенское инспектировать работу домны, чтобы отправлять часть мастеров, которые научились выплавлять чугун и сталь, на Урал, к Строгоновым. От того Ксении придется есть в одиночестве, ну или в компании дочери, которой уже стали давать безмолочные каши. Не Фроську же усаживать за один стол с собой.

— Да! Благорадствую, царица, — с радостью согласилась София, которая так же, даже в большей степени, ощущала себя одинокой, и побыть в компании отнюдь не против.

София удивилась, когда увидела «царский стол». Все было скромно, даже слишком скромно. Но вкусно, особенно похлебка, которую царица назвала «борщ». Нечто похожее она ела и в Слуцке, но тут были овощи,