Вера была в бешенстве. Она бросалась предметами, кричала, а потом плакала. Хрустов, умевший справляться с ней в такие минуты только одним способом – он обнимал ее крепко, зажимая руки, и падал на пол или на кровать, в этот раз поразился неистовой силе женщины.

– Они узнают про мою девочку, – кричала Вера, извиваясь, – они узнают, что же ты наделал! Идиот несчастный, они отнимут ее у меня, я тебя убью!

– Да мне по дружбе просто сделают анализ ДНК, – недоумевал Хрустов.

– Убирайся из моей жизни!

Затихнув и вытерев слезы, Вера уговаривала:

– Оставь эту затею. Пойми, ты не можешь быть Хорьком, Кротом или Сусликом.

– Каким сусликом? – оторопел Хрустов.

– Ты не предназначен быть отцом семейства, ты воин, понимаешь, ты – Орел!

– А! – обрадовался Хрустов. – Это из книжки, да?

– А по-моему, – влезла, как всегда в самый неподходящий момент, Су, – он вповне может муштроваться в войсках и размножаться после эпидемий! Вповне Хорек!

– Как только, – зловеще погрозил ей пальцем Хрустов, – как только будут готовы анализы, как только я покажу их Вере и докажу, что ты моя дочь, я займусь твоим воспитанием, уж будь уверена. И твоя болтливость будет категорически ограничена!

– Жеваю успеха!

Хорек. Под этим общим названием можно собрать Сусликов, Кротов, Мышей и множество им подобных, ведущих ночной образ жизни, прячущихся от дневного света, раскапывающих действительность упорными сильными и когтистыми лапами в тщетной попытке нарыть богатство. Это кладоискатели, торговцы, авантюристы, выдумщики самого немыслимого обмана, убедительные ораторы, а может быть, и официанты, мойщики окон, сантехники, словом, те, которые незаметно окружают тебя и навязывают свои вещи, мысли, услуги, подменяя хрупкую индивидуальность одиночества грубо сработанным стандартом судьбы. Они почти безлики, потому что трудно представить себе человека, написавшего учебник или построившего большой многоквартирный дом, это некий образ навязанного действия, он условен и утомителен в своей условности. Отношения Хорьков с Утешительницами либо с Плакальщицами тоже одинаково стандартны. Получив женщину в собственность, Хорек употребляет ее с возможностями и упорством, зависящими только от его образовательного уровня (поскольку чувственность им несвойственна). Классические примеры такого употребления щедро описаны в романах об истязаниях и порабощениях женщин, причем деторождение имеет особое значение. Детей должно рождаться много и всегда, хорошая жена – это вечно беременная жена у корыта либо у плиты, желательно немая (то есть не умеющая или не желающая что-либо говорить). Хорьки хороши только в периоды войн, землетрясений и других катаклизмов, потому что они охотно подчиняются и отлично муштруются в войсках и быстро размножаются после эпидемий. Так или иначе, но женщины в большинстве случаев попадают в лапы именно Хорьков, потому что те, как никакие другие представители фауны, любят узаконенный семейный очаг. Если Утешительница, попавшись, перестанет постоянно плакать и страдать, начнет предохраняться и думать, то она сообразит, как ей выйти из ситуации с минимальными для своей психики потерями. Плакальщице же можно пожелать только одного: не злоупотреблять дрессировкой и ярким светом. Воспитав из Хорька примерного сексуального партнера, не требовать еще и достижений в области выхаживания детей либо приготовления пищи. Обученный лаской и терпением чему-то одному, Хорек может быть достаточным украшением того, что Утешительницы с трепетом, а Плакальщицы с грустной задумчивостью называют «семьей», потому что он, как никто другой, умеет добывать деньги. Он – всегда богат. Энергетически – вампир. Сексуально (после соответствующей дрессировки) приятно разнообразен.

Именно этот анализ ДНК и изменил судьбу Хрустова. Уже на другой день возбужденный Корневич потребовал его срочного присутствия в лаборатории КГБ. Майор внешне был медлительно-ленив, но Хрустова это его состояние не обмануло: он давно заметил, что именно в моменты дремы у Корневича происходит распутывание самых невероятных дел.

– Ты сдавал кровь? – зевая, поинтересовался Корневич.

– Да. Свою и кровь дочки. Ребенка Веры, – уточнил Хрустов.

– Тяжелый случай, – обрадовался Корневич. – Вот тебе результаты анализа.

Хрустов, задержав выдох, посмотрел на бумажку. Ничего не понял.

– Это не твой ребенок, начнем с подробностей личной жизни, – объяснил Корневич. – И это вообще не ребенок. Ты вчера привел в лабораторию Сусанну Ли.

– Вот только ты не начинай, а! – повысил голос Хрустов. – Мне Вера надоела со своей идеей новорожденной Сусанны Ли.

– Насколько ты озабочен созданием уютного домашнего гнездышка? – спросил Корневич. – Можешь поработать головой и понять, что я тебе скажу сейчас? Видишь этот значок в углу?

– Это гриф «Совершенно секретно». Какого черта это стоит на моих анализах?!

– А этот значок знаешь?

– Нет, – Хрустов всматривается несколько секунд в буквы АЯ в черном квадрате.

– Это знак отдела по работе с аномальными явлениями.

– А, вспомнил. Пришельцы из космоса, летающие тарелки, ну и что? Почему ты копаешься в моих личных делах? Я попросил сделать анализ по дружбе, как ты узнал?

– Да это просто. Какой бы анализ ни делали в этой лаборатоии, он автоматически заносится в общий банк памяти. Слушай внимательно. Не перебивай. Если в этом банке уже есть аналогичный, то есть такой же анализ, машина выдает предварительную распечатку по совпадению. Эта распечатка проверяется. Мне позвонили, потому что ты мой подчиненный. Это по крови Сусанны Ли.

– Откуда в этой машине могла быть информация о крови Сусанны Ли? – шепчет потерявший голос Хрустов.

– А мы ее задерживали, помнишь? Помнишь, ты еще сравнивал отпечатки пальцев на чугунной женщине – орудии убийств. С чем ты сравнивал? С отпечатками, имеющимися у нас в банке данных! – тоже перешел на шепот Корневич. – Мы же ее и задерживали в восемьдесят втором! Взяли отпечатки, а поскольку она была тогда у нас зарегистрирована как проститутка, ей принудительно сделали анализ крови! Там, конечно, не было исследований по ДНК, – откинулся Корневич на спинку стула и посмотрел на Хрустова с сочувствием, – поэтому ночью я хорошо поработал, чтобы уже не осталось никаких вопросов.

– С кем ты поработал? – Хрустов изо всех сил сдерживается, чтобы не наброситься на начальника.

– Не с кем. А с чем. Я почти четыре часа копался в этой сумке, – Корневич кивает головой, Хрустов приподнимается и видит на полу сумку. Она ему даже знакома, но – где? когда? – он не может припомнить. – Вспоминай, Хрустов. Работай головой.

Хрустов, стиснув зубы и закрыв глаза, думает минуты три.

– Сумка, которую собирала в квартире убитого шведа Сусанна Ли, – он говорит, не открывая глаз. – Она положила туда куртку, туфли, – Хрустов загибает пальцы, – декоративную тарелку со стены, подожди, дай подумать, еще чашку и стеклянную игрушку. Насчет тарелки не уверен, потому что именно в момент укладывания этой самой тарелки Вера ударила меня по голове бутылкой.