такое дорогое… Меня словно подбросило вверх, высоко-высоко, а следом бросило вниз, на острые штыри, что пронзили каждую клеточку моего тела, никогда ещё не испытываемой болью. Я заскулила, что раненая волчица, превозмогая боль, подняла руки, обхватила прижимающиеся ко мне тельце плачущего ребёнка, прижала к своей груди.

«- Анют… скажи…, а если Ник, скажет первое слово «мама»…, скажет, обращаясь к тебе, как ты на это отреагируешь?», - раздался голос в голове.

«- Если Никита и правда твой сын, я буду рада услышать его «мама» в свой адрес».

- Ненавижу, - давлюсь рыданием, - подонок!

Сколько времени я выплёскивала свою боль, не знаю, в себя пришла словно от толчка, обвела взглядом помещение, поняла, что продолжаю сидеть на полу туалета. Руки затекли от непонятной тяжести, опустила взгляд, прикрыла глаза. На моих руках спал Никита. Его светлые волосики были влажные, то ли от моих слёз, то ли ему было жарко в моих крепких объятий.

Он назвал меня мамой!

- Прости, малыш, не могу я стать твоей мамой, - произнесла шёпотом.

В глазах вновь запекло, зажмурилась. Нет! Хватит! Не одной слезинки больше не пророню, как бы больно не было!

Дав себе обещание, стала аккуратно подниматься на ноги, но тут же села обратно, зашипев от боли. Как и думала, разбила колени, кровь уже засохла и стянула кожу. Предприняла вторую попытку, сжала зубы, неуклюже поднялась со спящим малышом на руках. Как оказалось затекли не только руки, но и всё тело, отчего каждый шаг давался с трудом, а ещё меня пошатывало.

Кое-как дойдя до постели, уложила на неё Никиту, прикрыла одеялом, присела на край. Взгляд наткнулся на брошенный телефон, но взять я его не решилась, на нём всё ещё открыто видео. Оно уже давно завершилось, но оно на экране, и стоит только взять мобильный, как экран засветится, и вновь покажет мне…

- И что мне делать с тобой, малыш? – вернула взгляд на ребёнка.

Я хочу домой, в свою квартиру, закрыться от всего мира, переболеть, выкорчевать Горского из своего сердца и души. Вот только как оставить малыша одного? Заплатить медсестре, чтобы она присмотрела за ребёнком до появления его родителей? Задумалась, что даже не услышала, как в палату зашли.

- Анют, - раздалось каркающим шёпотом.

Вздрогнув, резко повернула голову в сторону звука.

В шаге от закрытой двери палаты, стоял Горский.

Глава 33

ТИМ

Звон стекла и следом бульканье воды, отдаётся жуткой болью по всей голове, болью, такой, как при сильном похмелье. Только вот с какого хрена?! Напрягаю свои извилины, стараюсь вспомнить, при каких обстоятельствах налакался, что кот валерьяны, но ни хрена не выходит.

Так и не сумев вспомнить и кадра, что же произошло, с трудом разлепил глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Яркий свет по глазам, зажмуриваюсь, вдобавок прикрываю их ладонью с трудом сдерживаю стон. Удаляющиеся шаги, шуршание, следом обратные шаги.

- Очухался, ну наконец, уж думал снова врача вызывать, - раздаётся откуда-то сверху бас Бронислава, его голос невозможно не узнать.

- Какого чёрта мне так хреново? – хриплю вопрос, во рту всё пересохло, язык еле ворочается.

- На, выпей, - приоткрываю вновь глаза, яркого света уже нет, полумрак и стакан с водой протянутый Брониславом.

Попытавшись сесть, тут же понимаю, что с головой моей что-то не так! Она не просто болит, как с похмелья, в ней шум, что от турбин самолёта, а тело, кажется, просто ватное, перед глазами всё пляшет. С трудом всё же сажусь и начинаю оглядываться по сторонам, сразу узнаю собственную гостиную. Что за хрень? С чего я так нажрался? Я же вчера вообще ничего не пил! Или всё-таки пил? Голова трещит ещё больше, стоит повернуть её в сторону. Какого хрена я вообще здесь делаю? Я ж должен быть в больнице, с Ником и Анютой!

Забираю протянутый стакан с водой, в шоке смотрю на свою руку что трясётся хуже, чем у самого заядлого алкаша. Жадными глотками опустошил стакан, возвращаю пустую тару безопаснику.

- Ты не ответил, - заваливаюсь обратно на диван, говорю Брониславу.

- О твоём нынешнем состоянии позаботилась Людмила, можешь её поблагодарить, - летит ответ.

Спросить ничего не успеваю, моя память услужливо выдала картинку Людмилы, сидящей на диване, на котором сейчас валяюсь сам. Вот только... Людмила? Почему именно она?! Как она оказалась здесь, и что значит «позаботилась»?

- Ты можешь б… сказать, какого хрена мне так паршиво, и какого я здесь делаю, так ещё и эта сука? – рычу на безопасника, в животе всё скручивает, появляется тошнота.

Шумно дышу, стараюсь унять рвущуюся наружу выпитую минуту назад воду.

- Ту гадость, что тебе подсыпала Людка, вывели насколько могли, это остатки, скоро должно отпустить, - басит Бронислав.

- Какую к чёртовой матери гадость? Отвечай толком, что тут произошло?! - рявкаю на этого верзилу.

Бронислав кривится, присаживается на кресло напротив.

- Вчера мы нашли и поймали Людмилу, ты приказал привезти её сюда, после сам приехал, - начал рассказ, а моя память начала рисовать картинки прошедшей ночи.

Если в начале я ощущал, что- то наподобие радости, что бывшую всё же поймали, то с каждым последующим словом закипал от неконтролируемой ярости. Ещё и картины перед глазами плясали, что чёрные пятна, нагоняя дурноту.

- Но это не всё, - напрягается Бронислав, а вместе с ним и я, готовясь услышать большую дичь, которую натворила бывшая.

И я не ошибаюсь, от следующих слов, всё нутро скрутило в тугой канат.

- Она успела отправить фрагмент вашего несостоявшегося соития, Анне.

- Сууу-кааа! – рычу, ладонями сжимаю голову.

Только не это! Удушу тварь!

- Отвези меня в больницу, - бросаю Брониславу, и наплевав на свое не состояние нормально передвигаться, поднимаюсь с дивана, - а это тварь сдай ментам, пора ей отвечать за свои поступки, и я хочу видеть, что именно