читателю, что мысли о том, что противник может сдаться, на той войне не приходили – слишком уж упрощенный взгляд на проблему был бы… У них задача убить нас, а у нас задача – убить их, сдаваться никто не собирается. Сдача в плен страшнее кажется, чем сама смерть, ведь в бою, пусть даже ты будешь ранен, всегда есть шанс на то, что повезет и что придут на помощь свои, что сможешь отстреляться, что просто произойдет чудо и так далее… А в плену решать свою судьбу будешь не ты сам, а свора наглых мерзавцев, которые запросто обольют тебя своей мочой, прежде чем убить, и умирая в плену, ты потом сто раз пожалеешь о том, что поднял руки вверх.

Меня с поста сняли. Сухов был назначен старшим новой нашей точки, «Галины-30». На точке нас осталось порядка 12 человек. Начали окапываться. Мы с Суховым выбрали место, защищенное деревьями справа и слева. Сухов, отдав ценные указания людям, подошел ко мне и заменил меня. Сижу у дерева с автоматом и всматриваюсь в сторону, в которой где-то там за зарослями должен быть враг. Сухов копает окоп. Да, мы по очереди копали окоп этот, стараясь успеть до темноты закончить работу, ну хотя бы выкопать по пояс в глубину, чтобы успеть накрыть наш новый земляной дом клеенкой, так как чувствовалось, что собирается дождь. И дождь намечался, судя по ветру и тучам, сильный. Земля хоть и мягкая в лесу, но много попадается корней от деревьев, которые приходится разрубать саперной лопаткой. Вот тут корень толстый и рубишь его, рубишь, а вот здесь пожиже корень, а вот здесь снова корни, и вот так вот и копаешь, мучаясь. Но копать надо, хорошая глубокая «могила» – это здесь жизнь, как ни странно. И чем глубже эта «могила», тем больше шансов у тебя выжить на этой войне.

– Не успеем, – констатирует Сухов, стоя надо мной. – Дождь пойдет… Сейчас я схожу и посмотрю, что там, и вернусь, чтобы заменить тебя.

– Хорошо, – киваю я головой Сухову, а сам думаю о ночи под дождем. – Надо бы успеть, ведь ливень если грянет, то промокнем все и обсушиться никак.

Вещи наши еще не распакованы. Рюкзаки и спальники нам доставили на точку бойцы, с этим вот всем хоть проблемы нет, уже хорошо. Минут через пятнадцать Сухов является с большими черными пакетами, в которые пакуют двухсотых. Такие пакеты здесь нужны нам, ведь именно ими мы и собираемся накрывать наш окоп от дождя. Копаем по очереди снова и снова. Сосед наш, окоп которого находится чуть дальше нашего, в глубь точки, копать закончил. Подхожу к нему, он сидит около окопа и отдыхает. Молодой парень. Мне все молодыми кажутся, юными, кому тридцати пяти лет еще нет. Ну, ему по виду лет тридцать, значит, юнец еще… Я его спрашиваю:

– Закончил?

– Зако-ончил, – отвечает он, и его добродушное лицо мне почему-то очень нравится своей непринужденностью и расположением к разговору.

– Не маленький окоп? – спрашиваю.

– Нет. Как раз, а ноги можно согнуть, когда спать буду, и осколки не попадут.

Да, окоп у него был в ширину метр, а в длину где-то… порядка метра с небольшим. Наверное, и полтора метра не было в этом окопе в длину, но вырыл он его по самое бедро. И сбоку ступенька в окоп. Именно сбоку. Все по правилам выкопал, и бруствер не столько высокий, сколько широкий. У нас-то окоп по бокам между деревьями и попадается много корней, а потому копать труднее. А окоп соседа не окружен деревьями, но и с воздуха его не видно, так как высокие кроны сосен раскинулись широко в небе и хорошо соседа укрывают от вражеских птичек. Я-то сам, понятное дело, простой сотрудник «Вагнера», и мне положено на передке быть, и окоп я рыть начал сразу на передке точки этой, а вот Сухову бы подальше уйти, ведь командир все же… Но ему, похоже, все равно, он уже привык на старой точке сидеть в передовом окопе, и как будто так и надо… Тоже бешеный, этот Сухов, бессмертным считает, видимо, себя.

Не успели мы до дождя все же выкопать окоп так, чтобы его накрыть. Полил сильный ливень, и черная мягкая земля превращаться начала в нечто вроде теста. Мокрая такая стала, сочная, и ступи на нее, и сразу нога твоя в это тесто уйдет. Наши спальники и рюкзаки рядом с окопом лежат, и мы с Суховым к ним. Присели радом с вещами. Сухов еще по делам ходил, а потом гляжу – сидит Сухов на бревне, чуть дальше нашего окопа метрах в пяти, лицом к точке и спиной к позиции вэсэушников. Я ему:

– Ты чего сидишь так? Там же хохлы недалеко?

– А мне похрен на хохлов!

– Сейчас одна очередь от балды с их стороны и убьют тебя, – говорю я ему и тут же понимаю, что человек устал, что человек теряет чувство самосохранения, что человек на грани этого и того мира находится. Да, это усталость, усталость от войны, от жизни на улице, от тревог и забот, и здесь дождь, это как последняя капля в психике человека. Капля, которая побуждает все на свете послать ко всем чертям…

«Ладно, – думаю. – Посидишь и придешь», – сам же я уселся возле рюкзаков и спальника на траву. Искать лучшее место для «отдыха» уже не имело смысла, так как сильная темень настала, а передвигаться в ночи опасно, так как у вэсэушников могут быть тепловизоры. Пришел и Сухов, рядом сел. Темно совсем стало, льет как из ведра. «Ну и пусть льет, дождь дождем, а поспать надо, – думаю я. Я, как ранее уже отмечал в книге, могу вырубать себя, если мне очень надо. – Кругом ничего нет, есть только я и мое сознание, которое сейчас, в эту минуту желает отдыха, сна», – и вот такая установка мой организм уводит в сон. Это я делаю на естественном уровне и потому засыпать могу при любом шуме и при любом свете. То есть, сидя около рюкзаков на траве и ощущая под собой то, как текут ручьи, я вошел в полусонное состояние, которое можно охарактеризовать как грань между сном и явью. В таком состоянии организм тоже отдыхает. И только временами я «просыпался» от подталкивания меня в руку Суховым – он не спит, уснуть не может, и нельзя ему, караул несет. Почему толкает меня в руку? А он в такой ситуации пытается согреться сигаретами, и