– Мне отец рассказывал, – задумчиво сказал Андрей, переключив передачу. – Самые страшные зоны – это зоны с малолетками. Тамошние сидельцы – вот такие же отмороженные идиотики. Они придумывают абсолютно дурацкие законы, по которым живут. Например – красное нельзя! Все, что красного цвета, – западло! Мать придет на встречу с сыном – он к ней не выйдет, потому что она в красном платье, к примеру. Или красных ботах. Западло красное! Почему западло? Да кто их знает! Колбасу нельзя! Она на пипиську похожа. Ну и еще всякая дурь наподобие. Зоны с малолетками самые беспредельные. И вот представьте – эти, которые с малолетки, на свободе. Что они будут делать? Как жить? Глад ведь ауешник, воровской закон поддерживает. Хотя сейчас и не знаю… все меняется.

– Как думаешь, Андрей, война будет? – вдруг спросила Лена и поправила автомат, лежащий на коленях.

– Будет. Нам с Гладом слишком тесно на Земле. Он будет подминать под себя всех, кого достанет, и в конце концов мы встретимся. И будет война. Я же не зря торопился с райотделами, теперь вы поняли?

– Теперь – поняли! – вздохнул Митька. – Признаю свою ошибку! Но, честно сказать, задолбались таскать! Кстати, все-таки кто Заводской подломил?

– А я откуда знаю? Кто-то да подломил! Не одни мы такие умные. Хорошо хоть остальные успели обнести… нам еще надо с «крупняком» поторопиться, пока другие не опомнились!

Никита слушал разговоры своих спутников, и на душе почему-то сделалось гораздо легче. Вот вроде бы за окном тот же самый постапокалиптический пейзаж – пустые улицы, брошенные машины, над которыми вьются мухи, ветер гонит через дорогу обрывки бумажек – тоска, печаль и безнадега. Но из сердца ушло отчаяние – он теперь не один! И… есть кому за него подумать. Ведь всегда легче, когда кто-то за тебя думает. Ты можешь возмущаться приказом или соглашаться с ним – но принимать решение не тебе. И это, если разобраться, совсем не так уж и плохо. Одному не выжить, точно.

Джип поднялся на Соколовую гору, проехал мимо бывшего КП ГАИ, проскочил строительный рынок, Юбилейный и понесся по трассе в сторону Усть-Курдюма. Впрочем, «понесся» можно было сказать лишь с натяжкой, потому что приходилось постоянно объезжать заторы из автомобилей. Никита даже удивился – как много машин осталось на дороге. Почему-то он думал, что большинство людей умерли дома, в своих постелях – зачем, куда они неслись в автомобилях? Неужели думали, что где-то лучше, чем в городе, где-то нет смертельной болезни? Или это инстинкт – бежать куда глаза глядят при первом же известии о смертях?

Когда подъехали к дому, где жили его новые знакомые, Никита смотрел во все глаза – ему было не просто интересно, на самом деле он чувствовал, что теперь этот здоровенный дом надолго, если не навсегда, станет его домом.

Ему нравились эти ребята. Они были ПРАВИЛЬНЫМИ, он чувствовал это. Обычные, нормальные ребята – если забыть о том, что они обвешаны оружием с ног до головы.

Джип посигналил, и через пару минут ворота медленно поползли в сторону. Джип тронулся с места и медленно поехал, лавируя между бетонных блоков, уложенных на дороге в шахматном порядке. Никита видел такие блоки в репортажах о Кавказе – их укладывали у ворот воинских частей, для того чтобы никто не мог протаранить ворота с разгону.

Сразу же обратил внимание на площадку выше забора – грубо сваренная из металлических труб и листов, накрытая пластиковой крышей от дождя – это была наблюдательная вышка и одновременно стрелковая ячейка. На ней кто-то дежурил и, похоже, с пулеметом.

Никита прикинул – отличная позиция, с нее простреливалась вся улица вверх, до самой церкви, и вправо на километр, не меньше. Хороший стрелок никого не подпустит в пределах видимости с этой самой сторожевой вышки.

Ворота закрылись позади джипа, он прокатился по плитам, выстилающим двор, и замер возле высокого крыльца, выложенного то ли мрамором, то ли мраморной крошкой. Андрей потянулся так, что хрустнули суставы, зевнул и, дернув ручку двери, со вздохом облегчения покинул джип. Тут же подлетела высокая красивая девчонка в камуфляжных штанах и армейской майке, обрисовывающей довольно-таки высокую грудь, с ходу бросилась к Андрею на шею, впилась в губы долгим поцелуем.

Никита замер, недоуменно покосился на Лену, деловито копошившуюся рядом. Та что-то собирала с сиденья и с коврика – то ли патроны, то ли еще что-то. Хотел спросить, но передумал – какое его дело? Потом разберется, кто тут и что тут. Но вообще-то слегка напрягся – зачем ему сказали, что Лена жена Андрея? А эта девчонка тогда кто?!

– Вторая жена Андрея! – хохотнул Митька, сползая с сиденья и закидывая на плечо пулемет. – Что глаза-то вытаращил! Вот такой у нас командир… любвеобильный! Две жены у него! А почему бы и нет? Я бы и сам не отказался… хе-хе… от таких жен!

– Иди уж… мечтатель! – фыркнула Лена. – У тебя есть уже! Хватит!

Они пошли дальше, перешучиваясь и хихикая, а Никита задержался у джипа. Он, честно сказать, не знал, куда идти и что ему делать. Сейчас Никита с досадой и грустью вдруг почувствовал, что снова остался один. Как всегда – один! Они все свои, они все вместе, а он… так, случайный прохожий, которого походя, ненароком спасли от гибели в зубах мутантов. Неинтересный и ненужный прохожий.

– Все в порядке! – объявила девушка, которую, как узнал Никита, звали Настей. – До кости разрезано, но уже почти заросло. Как там ты говоришь, Миш? В каждом свинстве?..

– В каждом свинстве есть свой кусочек бекона, – объявил аккуратный симпатичный парнишка, тоже в камуфляже и с пистолетной кобурой на поясе. – Английская пословица. Не знаю, точно ли английская, – я там не слышал такого, в этой самой Англии, но приписывается наглам. Вирус затягивает раны просто моментально! Мы не болеем, и зараза нас не берет. Знаете, у меня есть подозрение, что мы можем жить не восемьдесят и не сто лет, а, к примеру, тысячу. Или две. А может, и вечно!

– Типа как эльфы? – заинтересовалась Настя, аккуратно промакивая шрам на голове Никиты какой-то жидкостью и всматриваясь в затянувшуюся рану. От девушки пахло чем-то тонко-ароматным, похожим на масло для тела, а еще – этим самым чистым девичьим телом. Хорошо пахло. Так что у Никиты невольно участилось дыхание. Он уже и забыл, как выглядят и пахнут молоденькие красивые девчонки. Засиделся в своей берлоге!

– Ну типа того! – кивнул тот, кого назвали Мишей. – Вирус сохраняет наши тела вечно молодыми. Но при этом не дает нам размножаться. Такая вот у меня есть версия.

– Ни хрена себе! А на кой черт тогда нам такое бессмертие? – присвистнул Митя. – Человечество, как бы оно ни было бессмертно, все равно вымрет, если женщины не будут рожать! Люди-то убывают! Гибнут в бою или просто случайно: упал, разбил голову, и вот тебе труп! И кем тогда заменить? Ерунда какая-то!

– А что ерундового? – пожал плечами Миша. – Вполне себе версия, не хуже, и не лучше других! И все в эту версию прекрасно укладывается! Вот смотри – ни одна девчонка не забеременела. Факт? Факт? Значит, они не могут рожать!

– А может, это вы не можете нас оплодотворить? – фыркнула Настя.