кочевых союзников, были не лишними. Случаи, где кочевники возжелали похулиганить были. По крайней мере, одна армянская деревня была полностью разорена. Один из калмыцких родов решил, что ему незачем идти непонятно куда далеко, а достаточно разорить и полонить большую и не бедную деревню.

Отряды Телятевского, который должен был сопровождать степняков до Бахмута, среагировали на вероломство калмыцкого рода запоздало, но все же удалось настичь людоловов. Плетущиеся люди сильно замедляют ход. Калмыцкий отряд в три сотни человек был вырезан под чистую. Ни одного живым не оставили.

Такой сюжет вызвал неоднозначную реакцию в стане башкирских и калмыцких вождей. С одной стороны, кочевники прониклись. Многие до того считали, что русские слабы духом, хоть и имеют неплохих коней и оружие. Они призваны быть рабами для славных воинов Степи. Так внушали молодым воинам старики, а старикам говорили о том духи давно умерших славных воинов. А тут русские, будучи в меньшинстве, режут, как баранов провинившийся отряд степняков. Уважение!

Но было и иное — солидарность со своими сородичами. Ведь не менее половины всех калмыков, ну и чуть меньшей части башкиров, были и сами не прочь пограбить русские селенья. Вот только вели кочевников по местам, где нет незащищенных поселений. Тут или крепостицы, либо крупные крепости. Только недавно пришли армяне на земли, юго- восточнее Астрахани.

Так что пришлось срочно собирать в Астрахани совет всех вождей, ну и объяснять, что, да как. Причем в третий раз говорить о недопущении грабежей. Вожди частью поспорили, но после подтвердили свои намерения. Особенно воздействовал тот факт, что при еще одном грабеже, тот род, чьи воины не удержаться от преступления, будет обязан выплатить виру русскому государю-императору, а также выдать не менее десяти аманатов-заложников. Это род, а те, кто совершит грабеж, будут убиты. Решительные лица Телятевского, астраханского воеводы Ивана Дмитриевича Хворостинина и командира армянского стрелецкого полка Саргеса Милкояна, еще больше убеждали степняков, что соглашения нужно выполнять в полном объеме.

Тем более, что свою часть уговоренного, русские военные чиновники сделали, насколько только могли. Со всех мест, даже из Казани и Нижнего Новгорода, к Астрахани, а оттуда, по пути следования степного войска, шло продовольствие и фураж. При этом учитывались религиозные предпочтения, так что ни одна свинья не пострадала, а вот баранов пришлось закупать много.

Степняки шли, словно на прогулке. Их кормят, обеспечивают фуражом, погода благоприятная, так чего не прогуляться? Тем более, что государь обещал и оплату, если, вдруг, так станется, что воины Степи останутся без трофеев.

Вот и Степан Иванович Волынский перенимал эстафету у Андрея Андреевича Телятевского. Тут, в Бахмуте все было готово к встречи союзных степняков. Пять тысяч стрелецко-казацкого войска, да еще прибыл армянский полк нового строя в более чем тысячу воинов, семь тысяч донских и две тысячи терских казаков под общим командованием Ивана Мартыновича Заруцкого — это большая, огромная сила, особенно с восьмьюдесятью четырьмя пушками. Пушкарский Приказ в последнее время льет много пушек. Ну а то, что прошлым летом прибыл в Астрахань большой караван с селитрой от персов и государь все и без остатка приказал купить, позволило сделать немало пороха, который и остался на южных русских украинах.

— Мои казаки заприметили много крымцев… два войска татарвы на северо-запад от Перекопа. Там есть и турки, — ошарашил всех собравшихся на Совет наказной воевода Заруцкий.

— Не спутали ли чего? — недоверчиво спросил Андрей Андреевич Телятевский.

Большой отряд дворянской конницы Телятевского уже завтра должен был отправиться обратно к Волге, чтобы встать на оборону прибывающих соледобытчиков от Строгоновых к Баскунчаку. Да, ногайский мурза, что обитает рядом с солеными озерами, обещал, что рабочим ничего не будет угрожать. Но есть ли полное доверие к ногайцам, тем более, что часть воинов оставшихся лояльных России ногайских мурз отправляют свои отряды в общее войско на войну с Польшей. Так что Андрей Андреевич уже был весь в мыслях об устройстве земляных крепостей у соленых озерах, а тут новые вводные.

— Не спутали, — строго припечатал Заруцкий.

Телятевский переглянулся со Степаном Ивановичем Волынским. Они оба были на Боярской Думе, когда, кроме многих прочих, государь говорил об выгодной для России обстановке в Крымском ханстве. То, что в Крыму будет гражданская война между ханом Тохтамышем, сильно обозленным за убийство своего брата и калги Сефира, и Селяметом, оговаривалось. Вступающая в силу наложница султана Кесем смогла убедить османского правителя поставить на Селямета, ну а Тохтамыш решил побороться за свою власть и жизнь.

Теперь, когда стало известно о двух крымских войсках, скорее всего, изготовлявшихся к битве, появляется очень серьезное окно возможностей. Напрашивался главный вариант развития событий: крымцы бьются, а русские добивают победителя.

— Что? — от Заруцкого не прошли мимо переглядывания бояр. — Говорите и мне!

Атаман говорил жестко, он вскипал. Давно уже не ластился с любимой женой, почитай два месяца. Ну а другие девицы стали неинтересны. А тут еще давило на атамана, что он ведомый в семье и жена знатная, а он… Так что, становившийся покладистым и рассудительным, Заруцкий вновь ощущал последствия давления на разум разгоряченной казацкой крови.

— Охолони, атаман! — жестко ответил Андрей Андреевич Телятевский. — Ты казак лихой и буйный, потому и не хотели тебе говорить…

— Так что ж я в неведении томиться буду? Мои казаки по Степи бегают, да вести собирают, уже и некоторые головы сложили в стычках с крымскими разъездами, а вы решили не говорить что-то? — Заруцкий встал и даже положил руку на эфес сабли.

— Охолони, говорю! — жестко припечатал Телятевский, так же вставая, следом за ним поднялись и Волынский с полковником Саргесом Милкояном. — Нынче расскажу, но прыть свою охлоди!

Чинно, с видом победителя, Заруцкий сел на лавку и жестом руки, ерничая, издевательски, предложил сделать тоже самое и другим членам Совета.

— И как с тобой таким достойная женщина уживается? — проворчал Волынский.

— На тебе показывать, как мы уживаемся, не стану, ликом не вышел! — Заруцкий засмеялся.

Такие слова можно было счесть и за оскорбление, но в общении с казаками позволялось немного, но больше допустимого в разговоре, например, со шляхтичем. Ну а Волынский, как и Телятевский по долгу службы, вынуждены подстраиваться под манеру общения. Поэтому хохотали все, разряжая обстановку.

— Ну так что? — отсмеявшись, спросил Заруцкий.

Волынский с Телятевским и рассказали о том, что знали о крымских делах. Упомянули они и о том, что государь-император размышлял, как более выгодно использовать обстановку