всегда, что ведение ученых бесед за обедом портит пищу и отяжеляет голову, то этого следует опасаться тогда, когда мы во время обеда намерены разбирать «Инда» или рассуждать о «Господствующем»[414]. (...)

б) Об удаче или доблести Александра

Ч. I, 5 Б, 328С

(По словам и делам Александра Македонского Плутарх признает его философом, и говорит, что он в обучении и воспитании учеников, т. е. завоеванных им народов, преуспел больше, чем профессиональные философы, и приводит примеры)

(...) Какая это поразительная философия, благодаря которой инды поклоняются эллинским богам, скифы хоронят умерших, не поедают их! (...)

Ч. I, 10, 332 А–В

(Плутарх по-своему интерпретирует слова Александра по поводу Диогена-киника: «Если бы я не был Александром, то был бы Диогеном». Говорит Александр:)

«(...) Однако прости, Диоген, я подражаю Гераклу, соревнуюсь с Персеем и, идя по стопам Диониса, бога родоначальника и праотца, хочу, чтобы опять в Индии эллины, побеждая, стали устраивать хороводы и напомнили горным и диким жителям за Кавказом[415] о вакханалиях. Говорят, что и там есть какие-то святые и живущие по своим законам мужи, закаленные в суровой и нагой мудрости[416], посвящающие все свое время богу, живущие проще Диогена, ничуть не нуждающиеся в суме: они ведь не запасаются пищей, имея ее от земли свежей всегда и новой, а питье струят реки; листья, падающие с деревьев, и трава земли служат им ложем. Благодаря мне и они узнают о Диогене и Диоген о них. (...)»

в) Александр

(Александр Македонский в Индии)

(59) (...) Так как самые воинственные из индов, служа наемниками, ходили в города, мужественно защищая их, и причиняли Александру много вреда, он, заключив с ними мир, настиг их в пути, когда они уходили, и всех перебил. И это лежит пятном на его военных делах, тогда как во всех остальных случаях он воевал, как принято, и как пристало царю[417].

Не меньше, чем они, доставили ему хлопот философы, понося тех царей, которые предавались ему, и, поднимая свободные народы[418]. Поэтому он и многих из них повесил[419]6. (...)

(64) Захватив десять гимнософистов, из тех, которые особенно постарались убедить Саббу к отпадению и причинили македонянам очень много вреда, и которые слыли искусными в ответах и краткословными, Александр предложил им мудреные вопросы, сказав, что убьет первого же, ответившего неправильно, затем так далее остальных. Одному, самому старшему из них, он велел судить. Так вот, первый на вопрос, живых ли, по его мнению, больше или мертвых, сказал, что живых, поскольку мертвых уже нет. Второй на вопрос, земля ли или море взращивает более крупных животных, сказал, что земля, поскольку море — часть ее. Третий на вопрос, какое животное самое хитрое, сказал, что то, которое до сих пор человек не узнал. Четвертый на вопрос о том, из каких соображений побудил он Саббу к отпадению, ответил, что он желал, чтобы тот прекрасно жил или прекрасно умер. Пятый на вопрос, день ли, по его мнению, родился раньше или ночь, сказал, что день, на один день. И когда царь удивился, он добавил, что на мудреные вопросы неизбежно и ответы должны быть мудреными. И обратившись к шестому, царь спросил, как человек может стать любимым больше всех. «Если, будучи самым могущественным, — сказал тот, — он не будет страшным». Из остальных трех один на вопрос, как можно из человека стать богом, сказал: если сделать нечто такое, что человеку невозможно сделать. Другой на вопрос о жизни и смерти, которая из них сильнее, ответил, что жизнь, раз она выносит столько зол. Последний на вопрос, до каких пор хорошо человеку жить, сказал, что до тех пор, пока он не считает, что умереть лучше, чем жить. И вот тогда, обратившись к судье, царь велел ему объявить свое решение. Когда тот заявил, что один отвечал хуже другого, он сказал: «Значит, ты и умрешь первым, раз выносишь такое решение». — «Да едва ли, царь, — сказал тот, — если ты не солгал, сказав, что первым убьешь ответившего хуже всех»[420].

(65) Их он отпустил с дарами, а к тем, которые пользуются наибольшей славой и живут замкнуто в покое, он послал Онесикрита, прося прийти к нему. Онесикрит же был философом, из пребывавших с Диогеном киником, и он говорит, что Калан весьма высокомерно и сурово велел снять хитон и слушать учение нагим, иначе не станет разговаривать с ним, даже если он явился от Зевса; Дандамид же был помягче и, выслушав о Сократе, Пифагоре и Диогене, сказал, что эти люди ему кажутся одаренными, однако всю жизнь слишком считавшимися с обычаями. А другие говорят, что Дандамид ничего не сказал другого, а всего только это: «Чего ради Александр проделал такой огромный путь и пришел сюда?» Однако Таксил убедил Калана пойти к Александру. Звали его Сфин, но от того, что он, приветствовал встречных, произнося, в соответствии с индийским языком «кале́», вместо «ха́йре», эллины назвали его Каланом[421]8. (...)

г) Ликург

(Перед этим Плутарх пишет, что Ликург из-за козней против него в Спарте покинул родину и отправился в странствия; а в начале биографии говорит, что о Ликурге нет никаких достоверных сведений)

(4) (...) Египтяне считают, что Ликург прибыл и к ним и что он, особенно восхищенный обособлением воинской касты от всех прочих, перенес это в Спарту и, отделив ремесленников и мастеров, установил поистине прекрасное и чистое государственное устройство. Так вот, в этом в пользу египтян свидетельствуют и некоторые из эллинских писателей. А что Ликург прошел и Ливию, и Иберию, странствовал по Индийской земле и общался с гимнософистами, этого, насколько мы знаем, не говорил никто, кроме спартанца Аристократа, сына Гиппарха. (...)

д) Самодостаточная ли порочность для злосчастия?

3, 499С

(Судьба, Τύχη, никакими средствами не может сделать людей злосчастными, если в них нет порочности; приводятся примеры)

(...) А у индов любящие своего мужа и целомудренные жены спорят и препираются друг с другом за погребальный костер, а победившую в том, чтобы быть сожженной вместе с умершим мужем, остальные жены воспевают блаженной. А из тамошних мудрецов никто не почитается завидным и блаженным, если еще при жизни, при здравом уме и при здоровье, не отделит душу от тела посредством огня и не выйдет чистым из плоти, отбросив от себя смертное. (...)