Скобелев вышел из вагона с непокрытой головой. Солдаты кричали ему здравицу. Он был явно растроган и даже расцеловал одного ветерана с Георгиевским крестом на груди. Кто-то из офицеров выкрикнул ему здравицу. Тысяча голосов заревела в ответ.

В Бобруйске его приветствовало все духовенство. Тут же возник торжественный ход. Генерал вошел в церковь, снял со своей груди один орден и повесил его на иконостас. Так могли вешать только ордена уже почивших героев…

В мае 1882 года Скобелев снова приехал в Париж. На этот раз он также много говорил против российского императора, выражал свою озабоченность дальнейшей судьбой России. Не исключено, что именно тогда у него возник какой-то план действий. Вернувшись в Россию, он начал лихорадочно распродавать свое имущество. Посетившему его князю Д. Д. Оболенскому он сказал, что собирается ехать в Болгарию, где вскоре начнется настоящая война. «Мне нужен миллион денег, – сказал он князю. – Это очень важно – не быть связанным деньгами».

Через несколько дней он снова встретился с Оболенским. «Все продано, – радостно сообщил Скобелев, – и собирается около миллиона». Когда в те дни к нему обратились с просьбой одолжить 5 тысяч рублей, обычно щедрый Михаил Дмитриевич заупрямился: «Не могу дать никаким образом. Я реализовал ровно миллион и дал себе слово до войны самому не тратить ни копейки с этого миллиона. Кроме жалованья, я ничего не проживаю, а миллион у меня наготове на случай, если надобность ехать в Болгарию». О том, как там истратить этот миллион, Скобелев не сообщал.

После окончания Ахалтекинской экспедиции, когда Скобелев был обласкан императором, в кругу близких друзей, имея в виду штабных злословов и завистников, он неоднократно говорил:

– Теперь они съедят меня окончательно.

Недоброжелателей у Михаила Дмитриевича было очень много. Одни ревновали его к быстрой военной карьере: в то время, как многие еще оставались подполковниками и полковниками, он был уже полным генералом, генерал-адъютантом императора.

Другие ревновали его к наградам. В то время как многие офицеры втайне мечтали об ордене Святого Георгия 4-й степени, Скобелев имел уже три степени этого ордена. Кроме того, его грудь украшали и другие боевые ордена.

Третьи не могли простить Скобелеву те должности, которые он занимал в войсках. В то время, когда многие его однокашники только мечтали о командовании полком, Скобелев уже был корпусным командиром.

Но больше всего было таких, которые считали себя не менее храбрыми, умными и распорядительными, но менее удачливыми, чем Скобелев. Причиной его удачи они называли не личные заслуги Михаила Дмитриевича, а авторитет героя – деда, генерала – отца, сестру, близкую к императорскому роду. Но главное, все эти люди где только и как только могли злословили по поводу Скобелева и как только могли мешали ему.

Но сам Скобелев в знакомстве с людьми был не особенно разборчив. Вокруг него постоянно вились различные проходимцы, которые словами умели подогревать самолюбие генерала, но на самом деле очень мало желали ему добра. Некоторые из них пользовались даже откровенной дурной славой.

В. И. Немирович-Данченко позже писал:

«Человеку, полезному его отряду, его делу – он прощал все, но зато уже и пользовался способностями подобного господина. В этом отношении покойный был не брезглив.

– Всякая гадина может когда-нибудь пригодиться. Гадину держи в поле зрения, не давай ей много артачиться, а придет момент – пусти ее в дело и воспользуйся ее возможностями в полной мере. Потом, коли она не упорядочилась, выбрось ее за борт!.. И пускай себе захлебывается в собственной мерзости… Лишь бы дело сделала.

После возвращения в Россию после Ахалтекинского похода Скобелев явно хандрил. Его частые разговоры о скорой кончине резали слух его друзьям, но повторялись все чаще. Так, доктор О. Ф. Грейфельдер в своей статье «Воспоминания врача о М. Д. Скобелеве», напечатанной в журнале «Русская старина» за 1886 год (№ 11. – С. 402), который наблюдал и лечил генерала в 1881 году, писал, что Скобелев не хотел выполнять его предписания и стремился все делать по-своему. При этом доктору он говорил: «Такие предписания, регулирующие всю жизнь, деморализуют меня как военного. Я хочу жить так, как мне угодно и как придется, а если заболею, дадите лекарство, чтобы я или разом выздоровел, или же издох».

Получив месячный отпуск, 22 июня (4 июля) 1882 года М. Д. Скобелев выехал из Минска, где стоял штаб 4-го корпуса, в Москву. Его сопровождали несколько штабных офицеров и командир одного из полков барон Розен. В Москве по обыкновению Михаил Дмитриевич остановился в гостинице «Дюссо», намереваясь 25 июня (7 июля) выехать в Спасское, чтобы пробыть там «до больших маневров».

По приезде в Москву Скобелев встретился с многими видными в то время людьми, в том числе и князем Д. Д. Оболенским, по словам которого, «генерал был не в духе, не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то как-то отрывисто. По всему видно, что он чем-то встревожен».

24 июня Скобелев пришел к И. С. Аксакову, принес связку каких-то документов и попросил сохранить их, сказав: «Боюсь, что у меня их украдут. С некоторых пор я стал подозрительным». Аксаков принял документы, не спрашивая о их содержании. Позже он также говорил о том, что при этой встрече «Михаил Дмитриевич был очень взволнован и нервничал».

На другой день состоялся обед, устроенный бароном Розеном в честь получения очередной награды. На этом обеде было много московских военачальников, и никто из них не заметил за Скобелевым каких-то неординарных поступков и не услышал резких высказываний. Наоборот, многие отмечали, что он был в центре всеобщего внимания и даже наслаждался этим.

После обеда вечером М. Д. Скобелев в одиночку отправился в гостиницу «Англия», которая находилась на углу Столешникова переулка и Петровки. Здесь жили девицы легкого поведения, в том числе и Шарлотта Альтенроз (по другим сведениям, ее звали Элеонора, Ванда, Роза). «Эта кокотка неизвестной национальности, приехавшая вроде бы из Австро-Венгрии и говорившая по-немецки, занимала в нижнем этаже роскошный номер и была известна всей кутящей Москве», – позже писали о ней некоторые журналисты. Но знал ли ее ранее Скобелев и знала ли она «белого генерала» – неизвестно. Факт в том, что он зашел в номер с этой женщиной и остался у нее на ночь.

О том, что происходило в этом номере, – также неизвестно. Но известно, что поздно ночью Шарлотта прибежала к дворнику и сказала, что у нее в номере скоропостижно умер офицер, имя которого она не назвала.

Поднявшиеся в номер увидели перед собой бездыханное тело и китель генерала от инфантерии. Тут же была вызвана полиция. Прибывшие без труда опознали известного всей Москве по газетам генерала М. Д. Скобелева. Полиция пресекла панику среди жильцов гостиницы «Англия» и переправила тело Михаила Дмитриевича в гостиницу «Дюссо», в которой он остановился.

Смерть Скобелева буквально потрясла русское общество. О его смерти в тот же день написали все московские и петербургские газеты. О ней говорили на улицах, во всех домах.