доходило, но мне не раз приходилось отвозить проигравшегося в пух и прах компаньона, все пытавшегося доказать, что «черное» может выпасть хоть сто раз, и никакой Эйнштейн ничего тут не поделает. Объяснять, что Эйнштейн совсем не причем, а проиграл он потому, что ставил как безумный, рассыпая по числам фишки, количество которых уменьшалось с каждым ловким броском крупье. Серега верил в свою счастливую звезду, которой, на мой взгляд, и не пахло. Иначе он хоть раз бы, да уехал из казино, не спрашивая, остались ли у меня деньги на такси.

У меня они всегда оставались, потому что играл я исключительно в «Блек Джек», и… да, мне везло. Играл по мелочи, ставка не больше десяти баксов, доводил сумму выигрыша до двухсот или как получится и прекращал. Ну, не нужно мне больше. Потрепал слегка нервишки и будет — мне и по работе, и на бирже этого хватало, а временами и с лихвой! Поляк строил удивленное лицо, весело кричал: «Ден, ставь все!» и несся делать ставки на всех столах подряд, словно сибирский шаман, совершая ритуальный круг…

Не скажу, что я был таким уж частым гостем казино — за год раз пять, не больше, не считая тех случаев, когда мне приходилось вытаскивать оттуда потерявшего голову Серегу. Взбудораженный бесплатным коньяком, кокаином и постоянными проигрышами, он становился совершенно неуправляемым, норовил вернуться, почему-то забывая, что деньги он уже просадил, а играть попросту не на что. Он начинал просить у меня в долг, также не помня, что после одного из его крупных проигрышей я клятвенно пообещал никогда не давать ему в долг, как бы он ни просил.

Я не давал, Серега обижался, называл меня скрягой, предупреждая, что скопцы попадут в ад. Он становился настолько невменяем, что объяснять разницу между «скопцом» и скупцом» было так же бессмысленно, как пытаться за ночь выучить санскрит…

В тот день, точнее ночь, мы были в казино втроем — Серега, я и Майя. Меня с самого начала терзало смутное беспокойство, которое не развеялось даже при виде одетого в нелепую с позолотой ливрею сына абиссинского народа, уместного в декабре в Москве так же, как Дед Мороз в своей шубе где-нибудь на Мадагаскаре. Пройдя с мороза в теплое помещение, в котором звучала приятная музыка, я заметил троих бугаев, во все глаза пожиравших снявшую полушубок Майю, и почувствовал, что беспокойство усилилось. Заметив мой взгляд, Серега усмехнулся и сказал:

— Все нормально, это Юрины ребята.

Для справки: Юра, он же «Кожан», был лидером одной из солнцевских группировок, на пару с кем-то еще «крышевавших» в то время казино «Москва».

— Да мне без разницы, — хмуро ответил я, — че так пялиться-то?!

— Ладно, — Серега был возбужден и весел, что, впрочем, с ним всегда случалось, когда он приходил в казино, — не кипи. Я знаю их, они знают меня. Все нормально, Ден.

Серега слов на ветер не бросал, и я немного успокоился, тем более что и Майя вела себя не как обычно, когда от нее можно было ждать чего угодно, а на удивление спокойно и сдержанно. Но едва мы вошли в сверкающий, блистающий, шуршащий и постукивающий зал, мне показалось, что я понял причину своего беспокойства. Одетая в черное с глубоким, красивым вырезом платье и скромным, но изящным платиновым украшением на шее Майя словно сияла изнутри, ни в чем не уступая ярким огням казино. Ее огромные зеленые глаза стали еще больше и зеленей, и это был не отсвет новенького сукна, нет! Это засияло охватившее ее с ног до головы зеленое пламя азарта, в котором, я знал, сгорят все наши деньги. Впрочем, тогда я еще не знал, что это не самое худшее, что может случиться в подобном заведении…

…Чем хороша рулетка? А тем, что в нее может играть кто угодно, даже дальтоник, которому не придется гадать, какой выпал цвет и число, потому что…

— Тринадцать, черное! — объявил крупье, и Майя хищно улыбнулась, показывая мне ровный ряд своих белых зубов.

— Я выиграла! — сказала она, с нежностью глядя на приличную кучку придвинутых к ней фишек. — Сколько здесь?!

— 875 долларов, — ответил я, удивленно качая головой.

А как тут не удивишься, когда, несмотря на все уговоры не ставить одну фишку достоинством в $25 на одно число (ну, кто так делает?!), человек все же ставит (да еще и на 13!) и выигрывает!

— А ты говорил! — Майя ликовала и, думается, больше от того, что «утерла мне нос», чем от сдуру заработанных денег.

— Еще раз, так не ставят, милая! — Я стоял на своем, убежденный, что ей, как новичку, попросту повезло и другого раза придется ждать очень долго.

— А если я снова выиграю? — томно прошептала Майя, придвинув к моему лицу горящие зеленым огнем глаза.

— Скажу, что ты молодец, — я поцеловал ее в губы и добавил, — но так все равно играть нельзя.

— Ладно, — угрожающе-весело произнесла Майя, — сейчас ты все увидишь!

К моему сожалению, причем искреннему, я оказался прав. Ни одна последующая ее ставка не сыграла и, радовавшая поначалу кучка разноцветных фишек быстро иссякла, оставив лишь воспоминание о первой и единственной победе. Майя мрачнела на глазах, и я был уверен, что дело вовсе не в деньгах, а в том, что я оказался прав. Поставив последнюю фишку на красное, она молча следила за разогнавшимся шариком, не обращая внимания на мои жалкие попытки успокоить ее, так, словно меня и вовсе не было рядом.

Может, так оно и было. Я уже замечал, что даже завсегдатай этого заведения Серега, погруженный в игру, не сразу слышал и понимал, что я ему говорю, а тут девушка в первый раз в казино и такая драма — не до меня тут, ясен пень.

Наконец, шарик остановился на нуле, и крупье произнес всего одно слово:

— Зеро!

И сгреб все фишки, фашист!

Сказать, что Майя была расстроена — ничего не сказать. Она была в бешенстве. Не желая слушать, что проиграла она всего-то 25 долларов, которые мы получили вместо входного билета, Майя схватила с подноса проходящего мимо официанта бокал с дорогим коньяком (тогда еще казино не скупились на французские коньяки) и махом проглотила все содержимое. Поморщилась, посмотрела на меня и сказала:

— Ну, вот что это за гадство, а?!

— Пойдем, купим фишек и поиграем, — отвечать на вопрос не имело смысла, он был на все сто риторическим.

— Нет, ну как так?! — Не унималась моя зеленоглазая девушка. — Почему сначала я выиграла, а потом ни