Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не у всех положение оказывается безвыходным, у мастеров своего дела — ученых, медиков, библиотекарей — быстро находится работа. Кто-то уходит в монахи. Причастные к торговле и кредиту, бывает, находят место в торговле, в купеческих домах, с которыми были связаны до роспуска, или в банках — но это касалось только тех, кто действительно чего-то стоил, имел за душой скопленное состояние и был готов скатиться ниже крестьян по положению в обществе.
Труднее всего было рядовым самураям.
Занятно, наверное, было обычным горожанам наблюдать, как во множестве появлявшиеся ронины пытались занять новое место в их жизни. Как, например, пытались стать ремесленниками, и выяснялось, что в городских ремесленных цехах их не ждут, а вне цеха возможно зарабатывать лишь клетками для сверчков. Как пытались войти в торговую гильдию через брак, и как выяснялось, что запас дочерей для пришлых самураев уже выбран и наехать-то особо не выйдет, — у купцов стражники злые, из тех же вчерашних голодных самураев. Как люди озлоблялись и шли в темные переулки бандитствовать, где таких и без того было в достатке. Да и ворот понастроили между кварталами, и надзиратели правительства набрали в помощники неприкасаемых, чистым людям руки вязать — фу, мразота.
Ронины дохли с голоду. Продавали дочерей в «веселые кварталы».
Рубили друг друга на улицах за мимолетный косой взгляд.
Уходили на север — заселять заснеженный Эдзо, дохнуть там от мороза и неурожая.
Или находили себе место в новой жизни, как правило, в городе, где всегда были нужны новые люди. Вроде Эдо. Пристраивались там, куда обычно человек не идет. Например, в наемные убийцы.
— Чем-чем вы занимаетесь?!
— Я убийца. Еще раз повторить?
Я онемел от такого признания.
Сага прознал о роспуске нашего дома только за несколько часов до официального заявления — хотя слухи уже расходились и кое-кто успел приготовиться. Но ничем, в отличие от некоторых, он поддержать себя не мог. К счастью, незадолго до того выдали обычную четверть годовой платы, и он не пал сразу в нищету, как я, но и ему средств хватило ненадолго — пил много в последнее время, без разбора мест и собутыльников. Так он сошелся с некоторыми людьми на почве выпивки, которые предложили ему поправить малость дела то тем, то этим. А потом и вовсе хорошо заработать, отчего Сага запил еще горше, потому что и отказаться не мог, и сделать с собой тоже ничего не мог. Мерзко было.
Ну и ждал все время теперь мести или появления стражи. На месте последнего дела его видели. Теперь он не мог спать спокойно.
— Но что теперь вам делать?
— А! Не спрашивай, Исава. Хоть живот вспарывай.
— Не следует так говорить — это очень серьезные слова.
— Не надо так серьезно принимать все. Это просто слова. Не буду я себя резать. Не доставлю я им такого удовольствия. Придется им со мной еще помучиться. Может, выпьешь?
— Спасибо, но нет.
— Ну, как хочешь. А я буду напиваться. Ты-то как устроился? Не говори — вижу, что так себе. Вообще-то я тебе даже рад, хоть поговорить есть с кем. Наших-то в городе, почитай, совсем не осталось — часть отправилась домой, не знаю даже, дошли ли и что их там ждет. Другие пропали — давно их не видел. А! Первый заместитель господина советника же здесь. Живет в богатом доме недалеко от Ёсивара, видать, есть запас деньжишек-то…
— Кто? — тихо переспросил я.
— Ну, заместитель нашего главного советника! Не видал его никогда, что ли? Да ты его не знаешь, откуда тебе...
— Вообще-то знаю, — проговорил я. Еще бы. Он же был одним из тех, кто решал мою судьбу после самоубийства Накадзимы…
— Он в последний день прибыл, — добавил Сага, наливая себе сам. — Я так понял, он заранее все знал, и вообще они там наверху все знали. Казначей-то, старикашка, с новыми хозяевами как-то договорился, служит теперь там же, в замке, на теплом месте. А господин первый заместитель не смог. Прискакал, ног не чуя, в последние часы, лошадь загнал. Надеялся в малую свиту князя нашего Удзисигэ попасть, хоть в ссылку. Все не на улицу… Но не взяли. Там всего-то человек пять втиснулось.
— Вот как, — произнес я. — Так ты знаешь, где он живет?
— Да, знаю. — Сага захрустел дайконом. — Дурак он высокомерный. Разговаривать даже не желает — ну его!
Сага красными пьяными глазами смотрел на меня.
— Слушай, Исава, дело такое. Я вижу, нелегко тебе. Ну так пошли со мной. Мне нужен надежный человек, спину прикрыть. Одному тяжело. Опасно. Некому тут довериться. А ты наш. Я тебя возьму.
— Куда? — спросил я.
— Куда? — мрачно переспросил Сага. — Все ты понял куда.
Глядя на толпы людей, проходившие мимо забегаловки, я внезапно осознал, что не вижу уже в этом ничего удивительного. Я такое каждый день вижу. Я живу в этом потоке, как рыба в воде. Как может так жить Сага? Оглядываться? Жаться между стен? Убивать людей, потому что тебе за это денег дали?
Я представил: вот тебе деньги, иди убивай вон того человека. Это было слишком жутко похоже на странно извращенные благородные отношения господина и вассала. Это было мерзко. Я содрогнулся.
— Нет, спасибо.
— Как хочешь. — Сага раздраженно закинул сакэ в глотку. — Как хочешь.
Прежде чем мы разошлись, небо нахмурилось, затянуло тучами, и хлынул дождь.
И не прекращался целый месяц.
***
Дождь лил днем и ночью, прерываясь ненадолго и начинаясь снова. Настоятель Экаи выдал мне из храмовых запасов старый зонт с аккуратно заклеенными дырами в промасленной бумаге, за что я был ему крайне благодарен. В такое время невозможно выйти на улицу, не промокнув.
По всей Поднебесной в эту пору сажают рис.
Сидя наедине с ящиком и глядя на дождь, я размышлял.
Нет, это не те люди, отдав которым ящик я буду считать свою службу оконченной. Ни Сага, ни тем более господин заместитель. Вот если бы можно было передать ящик господину нашему князю в ссылку. Это было бы совершенно незаконно, но эта мысль некоторое время грела меня в эти сырые дни.
Господин старший садовник