нее были веские причины отказаться, — возражает Булат.

— Как это так — отказаться! Ты понимаешь, что значит — отказаться? Если все станут отказываться, как мы построим новое общество? — нанизывает сердитые вопросы один на другой Гурдармаев.

— А если в бригаде обнаружились недостатки?

— А где их нет, недостатков? В других колхозах тоже имеются недостатки, а бригады с высоким званием есть. Есть? Есть! Теперь ты мне скажи: читал ты какую-нибудь инструкцию, как присваивать эти звания?

— Нет, не читал, но…

Дансаран Ванганович не дает ему договорить.

— Нет пока таких инструкций. Здесь надо руководствоваться интересами нашего общего дела. Просто необходимо, чтобы в нашем Хангиле была по крайней мере одна бригада коммунистического труда. Хоть одна! Разве мы хуже других?

— Но если она недостойна? Это же будет настоящее очковтирательство!

— Вот заладил! Если есть какие-нибудь недостатки, их надо устранять на ходу. Понимаешь? А ударная бригада должна быть!

— Я уверен, что будет. И не одна. Только не сейчас.

Гурдармаев чувствует, что не уговорить ему этого парня, и меняет тон:

— Смотри! — и шутливо грозит пальцем, окидывая при этом многозначительным взглядом неубранный стол. Тут же он вспоминает, что перед ним не гость, а человек, пришедший по делу, и протягивает Булату пачку «Казбека».

— Не куришь? Еще не научился? Это хорошо!.. У меня еще один вопросик к тебе — личного характера. «Газик» у меня что-то не в порядке. Муфта, что ли, какая-то сломалась… Помоги…

— Это можно. Только время…

— Найдешь как-нибудь. Договорились?

— Договорились.

Взяв шапку, Булат уходит.

Дансаран Ванганович тяжело дышит. Трогает ладонью лоб: что-то опять голова разболелась. С чего бы? Он оглядывает стол, размышляя, не глотнуть ли… Полечить голову ему, однако, не удается: опять кто-то пожаловал! На этот раз — новый заведующий магазином. Вот уж кого не ждал!

Его зовут Сельпо Даши, и он охотно отзывается на это прозвище. Торговля — его призвание. Это непревзойденный мастер всяческих комбинаций, ловкач и делец. Во многих местах, где ему приходилось работать, даже ребятишки знали, как он нечист на руку, но нигде и ни разу он ни на чем не попался, должно быть оттого, что точно знает, когда надо сменить торговую точку. В доме Гурдармаева он впервые и, по-видимому, чувствует некоторую неловкость, а может, только вид делает. Сельпо Даши долго шоркает подошвами дорогих ботинок о тряпку у входа, наконец появляется в комнате и низко наклоняет лысеющую голову, почтительно, но с достоинством.

— Сайн байна! С сагалганом…

— Здравствуй, здравствуй! И тебя с праздником, министр торговли… — хозяин радушно поднимается ему навстречу.

— Спасибо, — лучится улыбкой от ласкового приема Сельпо Даши.

— Садись, — приглашает Дансаран Ванганович. — Надо бы чайком угостить, да хозяйка куда-то ушла… К соседям, наверно… По нашему обычаю нельзя гостя, впервые переступившего порог, без горяченького отпускать… Ну, мы сейчас что-нибудь сообразим…

Он извлекает откуда-то непочатую бутылку, откупоривает ее, наполняет рюмки.

— С праздником!

Сельпо Даши, слегка прищурившись, выпивает. Когда же хозяин вновь берется за бутылку, он решительно прикрывает рюмку рукой.

— Больше не могу — работа… Товар, весы, деньги… Гурдармаев повторяет один и закуривает.

— Правильно. Работа есть работа. Ну, как твой магазин в эти праздничные дни выполнял план?

— Сами понимаете… — пожимает плечами Сельпо Даши. — На винно-водочные спрос…

— В праздники, конечно, можно план и бутылками выполнять. Но в будни — смотри! Сокращать надо. А на посевную совсем прекратить.

— Конечно, конечно. Но ведь план…

— Ну-у, не мне тебя учить! Ты опытный торгаш, найдешь выход. Надо будет практиковать выездную торговлю, чаще бывать у животноводов, в степи.

— Обязательно! Только уж вы, Дансаран Ванганович, насчет автолавки похлопочите.

— Я думаю, мы найдем общий язык.

Согретый приемом и водкой, Сельпо Даши нашел момент удобным, чтоб сказать о цели своего прихода:

— Извините, что побеспокоил вас в такой день… Дело такое… Жаловаться я пришел на одного гражданина… Что за человек! Вы даже не представляете…

— На кого жаловаться? — нахмурился Гурдармаев.

— На Бабуева Дондока…

Дансаран Ванганович громко расхохотался.

— Ну, насмешил! Ты что, Дондока не знаешь? Самая яркая личность в Хангиле. Хочешь, расскажу? Когда-то у нас в селе росли сразу семь Дондоков, семь тезок. Все выросли. Одни на фронте погибли, другие поразъехались. Остался только один, самый последний из ондоков. В полном смысле последний из последних. В школе учился кое-как, по нескольку лет в каждом классе сидел, даже семилетку не кончил. Все старался устроиться, чтобы работать поменьше, а жить полегче. И в армию, как-то так случилось, не попал. Одним словом, наказание, а не Дондок. Попивать стал. Думали, женится — остепенится. Ничего подобного! Дом бросил, жену, куда-то уезжал, снова возвращался… Решили перевоспитать его, заставить работать. Отару поручили. Из этого тоже ничего не вышло. Перед самым сагалга-ном бросил овец, снова загулял… Так что он такое натворил?

— Ну, к покупателям приставал, деньги у всех просил. После витрину разбил… Ругал последними словами жену…

— Надо было Шоенова позвать, милиционера.

— А он говорит, плевать я хотел на Шоенова. Фиги показывал. — Сельпо Даши понизил голос: — Он и вас, Дансаран Ванганович, поносил…

— Что такое? — сузил глаза-щелочки Гурдармаев.

Сельпо Даши перешел почти на шепот:

— Мне, говорит, все нипочем. И Гурдармаев тоже. У него, говорит, у самого грешки водятся. Он, говорит, из колхозной отары жирных баранов берет…

Дансаран Ванганович, успокоенный, лениво машет рукой.

— Ерунда… Мало ли что пьяный болтает. От дерева — сажа, от плохого — плохое… Но ты, как заведующий магазином, должен пресекать клевету на руководящих товарищей. И правильно сделал, что информировал меня об этом инциденте. Мы таких тунеядцев быстро выпроводим отсюда!

— Будет сделано!

— Вот еще что, — добавляет Гурдармаев. — У нас в Хангиле магазин всегда работал хорошо. Недостач и так далее никогда не было. Я надеюсь…

Сельпо Даши понял с полуслова.

— О чем разговор! Насчет этого будьте спокойны. Вы вполне можете на меня положиться, Дансаран Ванганович… Если вам что-нибудь дефицитное потребуется… — завмаг поперхнулся, поняв, что сболтнул лишнее. — Извините, мне пора за прилавок.

— Ступай, — разрешил Гурдармаев. — Если будут какие вопросы, — заходи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

На маленьком столике резко зазвенел будильник.

— Семь часов. Пора вставать. Слышишь, Бабжа?

Тот, кому это говорят, плотнее заворачивается в одеяльце и тянет из-под него плаксиво:

— Не-ет…

— Ты же обещал встать, как только прозвенит будильник. Слышишь, как весело звенит. Красиво?

— Некраси-иво.

— Сыночек! Проснись. Пора уже.

— Еще немножко…

Женщина берет на руки заспанного мальчишку.

— Ну, сыночек, хороший мой…

Мальчик трет глаза, всхлипывает:

— Не пойду в ясли!

Так начинается каждое утро хозяйки дома — Лидии Васильевны Демидовой, учительницы, парторга колхоза.

Самая младшая