– Да, это знаменитый пунш Мэй, будь осторожна. Мэй – девушка Рафаэля. Для пунша она всегда вымачивает фрукты в алкоголе на двадцать четыре часа. Так что пейте понемногу.

Мы добираемся до конца коридора и внезапно оказываемся в комнате, которая словно родом из других веков. Огромные окна, более десяти метров, вплотную друг к другу, потолки выше еще на метр, и повсюду фонарики. Кроме диджейского пульта и самого диджея, здесь ничего нет. Лишь несколько разноцветных прожекторов и дым-машина, дым от которой распространяется вокруг нас и закрывает мою обувь и лодыжки.

– Разрешите представить: танцпол, – гордо указывает Джек, при том что он здесь вообще-то не живет.

Джун радостно ликует и делает еще один значительный глоток пунша, в то время как я совершенно очарована всем, что вижу вокруг.

– Что будет, если во время вечеринки в доме что-то сломается? – спрашиваю я, но Джек только пожимает плечами.

– Раф всегда убирает важные и дорогие вещи и заранее запирает их в комнатах, остальное не так страшно. По крайней мере, так он всегда говорит. Последние два года я все время его об этом спрашиваю.

Джек что-то набирает на своем телефоне.

– Круто, ребята тоже почти готовы.

Джун настораживается, я тоже.

– Ребята?

– Мэйсон и Купер. Я только что отправил им адрес. А Дилан не сможет прийти.

Джун залпом допивает свой бокал и спрашивает, где найти еще этого знаменитого пунша.

– Вон там, одна чаша стоит на кухне, другая – у бассейна.

– Хорошо, я должна найти и опустошить одну из них. Если я выпью достаточно, то есть шанс, что я смогу не заметить, когда Мэйсон прибудет сюда. Давай, Энди. Надо найти воронку. Так будет быстрее. – Джун хватает меня за руку, тащит сквозь толпу и кричит:

– Увидимся позже, Джек!

Потом мы теряем его из виду.

Четверть часа спустя я могу сказать, что мы не нашли воронку, а вот чашу для пунша – да, и Джун сидит рядом с ней с мегадлинной соломинкой, которая ведет прямо из источника к ней в рот. Разве они не запрещены в Сиэтле по экологическим причинам? Я не уверена. Если это так, то мне интересно, где Рафаэль достал их. Тем временем я рискую выпить бокал номер два и могу сказать точно, что Джек преувеличил насчет фруктов. Они вкусные, и совсем не кажется, будто им пришлось купаться половину своей жизни в алкоголе.

Когда Джун вдруг роняет соломинку изо рта и ее глаза расширяются, я оборачиваюсь. Мэйсон и Купер здесь.

– Дерьмо.

Джун оставляет свой пунш и тянет меня за угол. На секунду или две я чувствую, как у меня кружится голова. Теперь я могу сказать кое-что еще: я была категорически неправа насчет этих фруктов. Их доставили прямо из ада!

– Что теперь? – растерянно спрашиваю я, когда Джун толкает меня к стене и останавливается вплотную рядом со мной.

– Давай потанцуем. Может, так они не смогут найти нас в течение какого-то времени, и мы успеем повеселиться. Идем! Мы не танцевали вместе целую вечность.

Она тут же выхватывает у меня кружку, отставляет ее куда-то в сторону и берет меня за руку.

Смеясь, мы бежим к танцполу, и с каждым шагом мне становится теплее, легче, и я думаю только об этом моменте, об этом вечере с лучшей подругой, когда мне не нужно беспокоиться о банковском счете, учебе, папе и Лукасе. Я могу отпустить это все хотя бы на сегодня. Диско-шары отбрасывают искрящийся свет, а звук, исходящий из гигантских динамиков, почти не уступает звуку в MASON’s. Диджей миксует очень дерзко, сначала кажется, что все эти песни не подходят друг другу, но в конечном итоге все так неожиданно хорошо сочетается! Рок перетекает в соул, а попса сменяется лаундж-музыкой. Быстрые мелодии разбавляются вездесущими ритмами сальсы, а веселые песни чередуются с теми, которые заставляют вас мечтать, а парочек – бросаться в объятия друг друга. Мы торжествуем под “Higher Love” Уитни Хьюстон, влюбляемся вместе с Камиллой в Шона и кричим что есть мочи хором с Тэйлор.

Я вытягиваю руки над головой, позволяя музыке течь по моему телу, втягиваюсь в ритм и счастливо танцую, как и все остальные. Я отворачиваюсь от Джун, одновременно притягивая ее к себе, и мы танцуем спина к спине. С каждой песней я все больше и больше забываю про мир вокруг.

Пока я не поворачиваюсь обратно. И тогда теплые руки хватают меня за бедра, сильные пальцы соприкасаются с моими и останавливают. Я стою на месте, задыхаясь, моя грудь мощно поднимается и опускается, словно продолжает танцевать в ожидании, пока я снова присоединюсь к ней. Я делаю глубокий вдох, поднимаю глаза и понимаю, что из-за туфель мне даже не нужно слишком сильно запрокидывать голову.

Он здесь. Он стоит передо мной. И я не могу ничего сказать или сделать, не могу попросить его уйти или оттолкнуть его от себя. Может, потому что я этого не хочу. Но это и раньше не было проблемой. Проблема заключалась в том, что он не мог сказать мне, чего он хотел. Что означал этот поцелуй? Что это было между нами? Что это здесь, сейчас.

Потому что точно что-то есть. Я не могу назвать это, не могу схватить это, но я чувствую это так же ясно, как его пальцы на моих джинсах и его дыхание, долетающее до моей кожи, когда он приближается ко мне. Столь же ясно, как биение собственного сердца и пульсацию пола у нас под ногами.

Я не знаю, что делает Джун, где она, с Мэйсоном или Джеком. Я даже не уверена, действительно ли я все еще нахожусь на танцполе, но я точно знаю, что Купер здесь – со мной. Что он пришел ко мне в эту комнату, полную людей…

“Worksong” от Hozier, игравшая раньше, сменяется другой песней, поэтому ритм становится иным – спокойнее. Если бы я не слышала ее раньше, то сказала бы, что она подстраивается под наши движения, завлекает и окутывает нас медленно и деликатно. Свет становится более тусклым. Блестки и пыль мерцают в воздухе, и вместе с ними жар, страсть и невысказанные желания.

Я не хочу говорить, не хочу ничего у него спрашивать. Я просто хочу быть с ним, здесь и сейчас. Поэтому я поднимаю руки и провожу по темной рубашке, которую он надел, по его груди. Его кадык подпрыгивает, когда он сглатывает, и я поднимаюсь выше, рисуя линии на его шее, подбородке и грубой короткой щетине, уводя ладони к его затылку. Мои пальцы зарываются в его волосы. Вероятно, пунш делает меня такой смелой, но это не имеет значения. Я хочу этого. Я хотела этого еще тогда, когда он сказал, что ненавидит попкорн.

Взгляд Купера не отпускает меня ни на секунду, и теперь уже он наконец начинает движение, шевелит руками, пальцами, и его прикосновения к моей коже напоминают столкновение огня и воды. В его глазах отражаются огни праздничных лампочек и диско-шаров с потолка, я чувствую, как мои губы раздвигаются. Как волнение, напряжение и предвкушение смешиваются в моей груди.

Я ощущаю себя бесстрашной и свободной, опьяненной и словно наэлектризованной, когда просыпаюсь от своего ступора, когда мои бедра начинают мягко двигаться в такт музыке и ладони Купера скользят выше, пока не ложатся мне на талию, большим пальцем он гладит мой живот, и у меня по коже бегут мурашки. Да, я точно наэлектризована.