Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не спалось, молилась в кровати, по звуку часов и кругу четок отсчитывала время. В три часа босые ноги зашлепали по кухне,
— Внучка! Это ты там ходишь?
Звякнула лямка входной двери и повеяло прохладой.
— Машуль, что случилось?
Через круг четок, ноги медленно протопали назад в спальню. До утра в комнате стоял холод.
Проснулась от соседского крикливого петуха, тело ломило.
— Бабуль, я блины приготовила и чай, как ты любишь из трав, сейчас кормить тебя буду!
Валя почувствовала теплую руку в своей ладони.
— Не хочется есть, ты сама лучше давай, — вяло ответила, сил на разговоры почти не осталось.
— Там за забором люди, что вчера приходили, я их снова назад отправлю, пойду!
— Нет! Пусть приходят! Я при силах пока, — попыталась улыбнуться.
Маша пробурчала, но пошла открывать калитку.
Весь день шли посетители, как никогда раньше, каждому из них требовалось утешение, излечение от болезней, приведение к Богу, Валя старалась как могла, но с облегчением вздохнула, когда Маша сказала, что больше никого за забором не осталось.
Наступала пасхальная ночь, около одиннадцати часов вечера Валентина усиленно молилась по четкам, внимательно удерживая мысль на словах, молитвенная теплота обволакивала целиком, придавала сил. Около двух часов ночи в окно постучались. Маша еще не спала и открыла дверь.
— Кто там пришел? — взволнованно спросила Валентина.
— Христос Воскресе, матушка!
— Воистину Воскресе! Узнала, узнала, отец Григорий, благословите слепую старушку! — улыбнулась.
Почувствовала, как ко лбу прикоснулась рука пожилого священника.
— Смотрю, вы держитесь, шутите. А я вас решил не оставлять без праздника, причастить хочу, принес с собой вот в дароносице.
— Благослови вас Господь, рада заботе! Не забыли бабку.
Маша вышла из комнатки, а Валя долго исповедовалась, а затем причастилась Святых Тайн.
Уходя, отец Григорий улыбнулся и сказал на прощание:
— Крепитесь дорогая, теперь на Троицу приду, чтобы были готовы к причащению!
— Бог даст, свидимся. Приходите ко мне почаще, где бы я ни была, всегда буду рада!
Отец Григорий скрылся в ночной улице, а Маша укладывалась спать.
— Машуль, подойди ко мне хорошая моя.
— Да, бабуль.
— Хочу обнять тебя!
— Чтобы нас с тобой ни разделяло, всегда помни, у тебя есть родная душа, которая любит и молится, всегда будь с Господом, тянись к нему как можешь, и не забывай старушку, прошу тебя, и приходи ко мне в гости почаще!
— Да бабуль, мне тоже грустно, завтра ведь приедут уже, я тебя тоже люблю.
Маша уснула, а Валя молилась, просила у Господа за каждого, кто встречался ей в жизни, за Катю с детьми и Диму, за Семеныча и Рыжего, за Машину тетку и соседку Марью, за всех, кто приходил к ней за помощью. От избытка сердца творилась молитва Валентины и делилась переливающейся через край любовью.
Через час снова прошлепали ноги в сторону кухни, не закрыв дверь.
Валя прошептала:
— Благодарю Господи за все!
И начала по памяти читать:
— Яко по суху пешешествовав Израиль, по бездне стопами, гонителя фараона видя потопляема, Богу победную песнь поим, вопияше.
Молитва текла в прохладную тишину ночи.
Слова свободно плыли, без запинки, соединяясь с сердцем:
— Воздушнаго князя насильника, мучителя, страшных путей стоятеля и напраснаго сих словоиспытателя…
Услышала, медленные шаги на кухне.
…сподоби мя прейти невозбранно отходяща от земли.
Почувствовала сопение рядом, молилась, не останавливаясь:
— Святая Отроковице, Богородительнице, на мое смирение милосердно призри, умиленное мое и последнее моление сие приимши, и мучащаго вечнующаго огня потщися избавити мя.
Сопение приблизилось к лицу. Холодные руки, сомкнулись вокруг шеи.
— В руце Твои Господи предаю дух мой…
Дышать стало трудно, мысленно продолжила:
— Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь!
Вздрогнула от замершего сердца.
Мгновение и наступила тишина, часы на стене остановились.
…
С легкостью открыла глаза и оглянулась. Комната преобразилась. Встала с кровати. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, ждал Селафиил.
Улыбаясь, произнес:
— Ну здравствуй Валюша! Не представляешь, как же я рад за тебя!
— Благодарю тебя святый! — поклонилась ангелу-хранителю.
— Нам пора, тебя все ждут! — указал крылом куда-то вверх.
Вместе поднимались над двором, деревней, к ночным облаками, туда, ввысь, домой!
Под струящимися ветвями
Под большой березой в углу кладбища Семеныч и дружок с двумя фингалами копали могилу. Катя с детьми и мужем приехали проведать живую бабушку-целительницу, но попали на отпевание, что проводил отец Григорий. Рыдающую Машку, Василич увез в город. Марья-самогонщица на коленях просила прощения у гроба, а директор школы тихо молился, придерживая за руку молодую мамашу в вязаной шапочке, что качала рыжеволосого малыша.
После отпевания отец Григорий говорил слово у надмогильного креста, некоторые плакали. Позже директор, Дмитрий Андреевич, вспоминал за столом о жизни усопшей, о чудесах, исцелениях по молитве Вали. К удивлению, никто не говорил о горе и печали, о невосполнимой потере, все чувствовали пасхальную радость и уход настоящей христианки, к Тому, Кого она искала главную часть своей сложной жизни!
Эпилог
Прости
— Матушка Игуменья, вам письмо! — дверь кельи приоткрыла молодая послушница в черной одежде.
— Интересно, от кого, же? Да, заходи внутрь,