которую подвешивали большой бронзовый семейный котел. Справа и слева находились другие комнаты. Вход закрывала тяжелая занавесь из шерстяной ткани. Один вход слева вел в женскую половину, противоположный – в мужскую. Гостей усадили перед очагом на шкуры, угостили свежим молоком и вареным мясом.

Исмен каждый раз оборачивался, когда девушки выходили с женской половины, тревожно всматривался в их лица, пытаясь определить: как там Томирис.

Наконец появилась хозяйка дома, подошла к мужчинам и тихо сказала:

– Утомили вы юную воительницу. Но не переживайте за нее. Поспит – и придет в себя.

К вечеру у дома Бирага собралось множество народу. Гостям раздавали угощения: мясо, медовые лепешки, по сосудам, изготовленным из рогов животных, заструилось свежее сваренное янтарное пиво. Пришли музыканты с дудочками и фандыром90. Молодежь устроила симд91. Парни танцевали, образовав большой круг, внутри, в кругу поменьше танцевали девушки, потом они разбивались на пары, кружились и вновь смыкались в два круга.

Седовласые старики во главе с Бирагом сидели на войлочных подстилках возле низенького широкого фынга92 на трех ножках и внимательно слушали рассказ Фидара о его странствованиях.

Из дома вышла Агунда с кувшином пива, наполнила чаши старейшинам.

– Нана, как здоровье нашей спутницы? – спросил Фидар. – Мой юный друг – Исмен не находит себе места.

– Устала девочка. Все еще спит. Я позвала старую кулбадагус93 Бедуху. Она ее травами напоила и заговор алоллай наложила. И как девчушка среди вас оказалась?

– Фидар говорит, что она – албана. Несущая смерть. Лисий хвост на ее шлеме, – сказал строго Бираг.

– Я видела албан, – махнула рукой Агунда. – Селение, откуда ты меня невестой увел, стаяло на границе с гаргареями. Албаны широкоплечие, мускулистые, на горные валуны похожи. А на нее посмотри – козочка тонконогая. Она стройнее наших разнеженных красавиц.

– Но стрелы в ее горите с черно-красным оперением, – напомнил Бираг.

– Верно, – согласилась Агунда. – Одежда ее воинская, но она – не албана. Не похожа она на них ни обликом, ни манерами. Да и что с того, что девочка оружием владеет? Когда на наше селение дарги нападали, я тоже бралась за лук и помогала братьям отбиваться. Ты вспомни те далекие годы, как ты ко мне приставал у ручья. Вспомнил? Как я тебя чуть живот не вспорола.

– Ну, вот! Язык твой длинный! – возмутился Бираг. – Что ты такое болтаешь!

– Расскажи, расскажи! – требовали старики. – Мы не слышали этой истории или забыли.

Они заставили афсин отставить кувшин с пивом и сесть рядом.

– Молодая я тогда была. Едва четырнадцать минуло. Дарги наши стада пытались угнать. Отец призвал аорсов из клана Рыси защитить наше селение. Пришли на помощь воины, держали дозор, разбойников гоняли по горам. Быстро всех даргов вытурили за перевал. А среди воинов был один черноглазый, молодой ксай. Все на меня пялился, да вздыхал. Даже братья мои начали косо на него поглядывать. Когда я ходила за водой, так он вечно встречал меня у порога и провожал до родника. Отцу моему объяснял, что охраняет меня: мало ли, дарги появятся. Ну, охраняет, и пусть охраняет. Так едет рядом на коне хмурый, багровый и вечно молчит.

– Ой, ну что ты понапридумывала! – возмутился Бираг. – Сама вечно хмурая ходила. Как увидит меня, так насупится, что туча грозовая.

– Не мешай, Бираг, – замахали на него руками старики. – Рассказывай дальше, Агунда.

– Так, вот, – продолжала афсин, – как-то он набрался смелости и сказал, что пойдет к моему отцу попросить меня в невесты. Я, как порядочная девушка, посмеялась над ним. Молод ты еще, говорю, отец тебе козу вместо меня отдаст. Это гордец обиделся. Не сказав ни слова, повернул коня и ускакал. Шла я на следующее утро за водой, а он притаился за бугром, выстрелил из лука и разбил кувшин с водой, что я несла на голове.

– Ай, ай! Как нехорошо! – закачали седыми головами старики.

– Да ладно вам! Молод я тогда был, горяч, – оправдывался Бираг. – Сами что, лучше были?

– Прибежала я домой вся мокрая, схватила отцовский меч и щит плетенный, выбежала из дома и крикнула ему: «Если ты смелый воин – сразись со мной!»

– Ай, да Агунда! Так его! А он что?

– Принял вызов, да только не смог меня даже ранить, а я ему весь щит изрубила, всю рубаху изорвала.

– Что же ты, Бираг, с девушкой справиться не смог? – засмеялись старики.

– Я только защищался. Не буду же я на нее руку поднимать.

– Отец мой все видел. Вырвал у меня меч и отвел рыдающую домой. Не отнял бы клинок – прирезала юнца, до того я разозлилась. А Бирагу отец сказал: «Если она тебя так ненавидит, то и любить будет сильно. Пригони ирад94: двух быков и восемь коров». Так я стала его невестой.

Агунда ушла обратно в дом с пустым кувшином, под восхищенные возгласы старцев.

– Фыд95, – осторожно спросил Фидар. – Вернулся я в дом с пустыми руками. Стыдно мне. Хочу сходить с аланами в набег. Мне самому ирад надо готовить. Заждалась меня красавица Дидинег.

Седовласые старцы потупили очи. Бираг помрачнел и глухо сказал:

– Не ждет тебя Дидинег. Сосватал ее молодец из далекого горного селения.

Лицо Фидара сделалось бледное, как меловая скала.

– А что ты хотел? От тебя шесть лет – ни весточки. Когда уезжал, Дидинег уже четырнадцать исполнилось – девушка на выданье. Пять лет она смотрела на дорогу. Пять лет слезы лила. Пять лет женихов с позором прогоняла… Всему есть предел.

Фидар медленно поднялся.

– Я хочу ее увидеть.

– Ты не должен этого делать, – запретил ему отец. – Она теперь замужняя женщина, и принадлежит чужому роду. Не безумствуй. Не хватало нам еще ссоры с соседями.

– Но хоть одним глазом…Хоть на короткий миг…

– Нет! Забудь о ней.

Фидар ушел с праздника. Исмен поднялся, чтобы последовать за другом.

Его остановил Бираг:

– Пусть побудет один, подумает, переживет горе. Не мешай ему. Будешь успокаивать – еще хуже сделаешь.

Жизнь в долине с тремя реками протекала мирно: в трудах и праздниках. Колобуд пристроился к мастерам каменного дела и помогал строить крепость на горе святой Румы. Его сразу же стали уважать за силу и мягкий характер. Уархага приняли к себе оружейники, да все дивились его умелым рукам. Исмен пристал к охотникам. Пропадал с ними в горах неделями. Охотники приносили в селение добычу, а старейшины делили ее по справедливости между жителями. Взамен охотники получали одежду, хлеб, стрелы. Даже Репейник нашел себе подходящую компанию среди пастушьих собак и теперь занимался