крупными пуговицами на пиджаке решительно прошла в спортивный зал, где тренировались волейболисты. На несколько секунд уверенность ее покинула, она слегка замешкалась. Потом все-таки выбрала себе место и присела на длинную скамью у стенки.

– Вы пунктуальны, Катя, – заметил Сиверов, возникая рядом в своих темных очках. – Как здоровье пострадавшего?

– Ваше предсказание не сбылось. Сегодня с утра он совсем не как новенький. Вчера я вообще не знала, как быть, что придумать, чтобы объяснить его состояние. Кое-как внушила ему сослаться на желудочное отравление. В результате мой муж велел устроить ревизию всех припасов в доме.

– Насчет моих музыкальных талантов вопросы возникали?

– У мужа нет – он вряд ли узнает вас, если столкнется лицом к лицу. У Димы, конечно, возникли. Я уже ему все объяснила. Точнее, не объяснила ничего, просто сказала, чтобы не брал в голову.

– Если этого для него хватит, тогда замечательно.

– Хватит. Он уже пару раз демонстрировал свое умение держать ради меня язык за зубами. Другое дело вы… Насчет вас я так до сих пор и не решила: заслуживаете вы доверия или нет.

– Я ни на что не претендую. Нет у меня ни справок, ни документов о полной благонадежности. Хотите – поговорим, не хотите – значит, не судьба.

Кто-то из волейболистов допустил явную ошибку на приеме, и тренер обрушился на беднягу с руганью. Катя недовольно передернула плечами и щелкнула замком сумочки, раскрыв ее и снова закрыв.

– Мешают? – заботливо спросил Слепой.

– Нет. Так даже лучше.

– Как объяснили ранний отъезд?

– Ну, это не проблема. Ранний отъезд мужу легче объяснить, чем позднее возвращение.

– После истории с Абросимовыми он не боится отпускать вас одну?

– Не знаю. Вроде бы изобразил беспокойство, но мы оба понимаем, что это абсурд. Вероятность похищения нисколько не повысилась.

– Все равно наглядный пример – великая вещь.

– Так вы никак не хотите мне помочь, сказать о себе хоть что-то?

– Могу показать ладонь; может, линии на руке расскажут обо мне всю подноготную?

– Я в это верю так же мало, как и вы… Давайте к делу, не хочу слишком задерживаться.

Сразу после этой решительной реплики Катя взяла некоторую паузу.

– Странное чувство, – вымолвила она наконец. – Я ничего толком не знаю, никого не имею оснований подозревать. Но чувствую гнетущую атмосферу.

– Неудивительно. Как-никак несчастье случилось с вашими общими друзьями.

– Не в этом дело. Про такое я читала в книгах. Дотошный детектив собирает всех вместе. Понятно, что он намерен предъявить виновному улики, и каждый чувствует себя не в своей тарелке. Разница только в одном – в нашем случае никакого детектива нет.

– Я ведь тоже понаблюдал за вашей осиротевшей – надеюсь, временно – компанией. Честно сказать, ничего подобного не заметил.

Катя окинула Глеба взглядом.

– Не знаю, кто вас выбрал для такой миссии. Проницательность, извините, не ваш конек, как и скрипка.

– Я вообще не слишком интересная фигура. Ваши друзья гораздо любопытнее – давайте о них.

– Неужели вы воображаете, будто я притащилась сюда разводить сплетни, копаться в чужом белье?

– Давайте разбираться, что вас обеспокоило. Бельишко постольку поскольку.

– Как ни крути, я должна знать, кто вы такой. Если на службе у государства, будьте добры предъявить удостоверение, – строго произнесла Катя.

– Да забудьте вы про эту чушь. Сейчас вам в Москве за сутки могут сварганить удостоверение президента США – такое, чтобы никто не подкопался. Или диплом Высшей школы КГБ от 1985 года на имя бен Ладена.

– Значит, не хотите? – она слегка надула губы, превратившись на секунду в разочарованную девочку.

– Врать не хочу. Я должен найти и помочь освободить семью Абросимова – вот и все, что вам следует знать. Что нужно знать мне, решайте сами.

– Главное я уже сказала. После похищения мы разговаривали по телефону, встречались. Но вместе собрались первый раз. Из нашей компании к Абросимовым я относилась прохладней, чем ко всем. Но теперь, наоборот, равнодушна к остальным, а за них безумно переживаю.

– Так и бывает. Есть по этому поводу притча о потерявшейся овце.

Глеб не хотел выглядеть слишком уж напряженно-деловым. Женщина всегда ощущает это как давление. Разговаривая с ней, лучше не экономить слова.

– Да я сама такая же потерянная… Вчера ощущение было такое, будто все, кроме меня, знают что-то. Знают и молчат.

Глеб не почувствовал особого подтекста ни в молчании, ни в разговорах. Но женскому чутью в таких вопросах он склонен был доверять.

– Вот вы… Неспроста ведь вы проникли в дом с риском, что вас выведут на чистую воду.

– В порядке вещей интересоваться кругом знакомых потерпевшего.

– Уже интересовались, приезжали с допросом. И меня в том числе теребили.

– Теребят, когда вызывают к себе. А к вашему статусу госпожи Левитиной отнеслись с большим уважением.

– Спасибо за комплимент, я и сама из себя кое-что представляю.

– Вопросы у меня, наверное, будут похожими. Пересекались ваши мужчины по бизнесу? Были у них какие-то общие идеи, проекты?

– Точно знаю, что нет. Они ценили именно это: отсутствие общих дел. Иначе любой разговор рано или поздно перерастает в рабочий.

– У них, значит, было по-другому?

– Они взяли за правило даже вскользь не упоминать о бизнесе.

– Услуги друг другу наверняка оказывали? У каждого были большие возможности.

– Может, и оказывали, я ничего об этом не знаю. Хотя нет: Гена, к примеру, помогал поселить Юриного знакомого в лучшем гостиничном номере на весь Киев. Мой муж пару раз консультировал Никиту по части надежности французских банков.

– Французских банков? Там хранились личные средства Абросимова или активы компании?

– Как же, стал бы Никита говорить об этом во всеуслышание. Вы не представляете, до какой степени он