litbaza книги онлайнИсторическая прозаЗлые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 67
Перейти на страницу:

Кроме того, британцы считали немцев тугодумами. По словам Джона Рассела, писателя и путешественника 1820-х годов, немцы были «работящими, непритязательными людьми… не наделенными ни остротой восприятия, ни живостью чувств». В частности, они не были открыты новым идеям: «Проходит много времени, прежде чем немец приходит к пониманию смысла того, что для него внове, и трудно пробудить в нем рвение в постижении оного». Неудивительно, что они «не отличались ни смекалкой, ни энергией», по замечанию другого британского путешественника середины XIX века. Немцев также считали слишком большими индивидуалистами, неспособными к сотрудничеству друг с другом. По мнению британцев, эта черта наиболее ярко проявилась в плохом качестве и плохом содержании своей общественной инфраструктуры, которая была настолько ужасна, что Джон Макферсон, вице-король Индии (то есть человек вполне привычный к опасным дорогам), писал: «Я обнаружил, что дороги в Германии столь дурны, что обратил свой путь в Италию». Опять же можно сравнить эти ремарки с замечанием африканского автора, которого я уже цитировал выше: «Африканские общества — это футбольная команда, в которой из-за личного соперничества и отсутствия командного духа один игрок не пасует другому из страха, что последний может забить гол». Британские путешественники начала XIX века считали немцев еще и жуликоватыми: «Ремесленник и лавочник обманывают вас, где только могут, хотя бы и на невообразимо мелкую сумму, лишь бы только обжулить… Такое мошенничество повсеместно», — писал британский военный врач сэр Артур Брук Фолкнер. Наконец, британцы находили, что немцы чрезмерно склонны к проявлению эмоций. Сегодня-то многие считают, что у немцев практически генетическая эмоциональная недостаточность. И тем не менее, говоря о чрезмерных немецких эмоциях, тот же Фолкнер писал, что «одни смехом разгоняют все свои несчастья прочь, а другие неизменно предаются меланхолии». Сэр Артур, кстати, был ирландцем, так что тот факт, что он называет немцев эмоциональными, сродни тому, как если бы финн назвал ямайцев мрачным народом — в соответствии с современными культурными стереотипами, конечно.

Вот тебе раз! Всего век назад японцы были ленивыми, а не трудолюбивыми; чрезмерно независимыми (даже для британского социалиста!), а не преданными «тружениками-муравьями»; эмоциональными, а не непрони­цаемыми; беспечными, а не серьезными; живущими сего­дняшним днем, а не строящими планы на будущее (что проявляется в за­шкаливающих показателях сбережений). Полтора столетия назад немцы были праздными, а не эффективными; индивидуалистами, а не склонными к сотрудничеству; эмоциональными, а не рациональными; туповатыми, а не толковыми; бесчестными и вороватыми, а не законопослушными; беззаботными, а не дисциплинированными. Эти характеристики озадачивают по двум причинам. Во-первых, если у японцев и немцев были такие «плохие» культуры, как они разбогатели? Во-вторых, почему тогдашние японцы и немцы так отличаются от своих потомков? Как они смогли полностью изменить «национальные привычки»?

В свое время я отвечу на эти вопросы. Но сначала хочу развеять не­которые широко распространенные заблуждения о связи между культурой и экономическим развитием.

Влияет ли культура на экономическое развитие

Представление о том, что культурные различия объясняют разницу в экономическом развитии различных сообществ, существует уже много лет. Мысль, лежащая в его основе, проста. Разные культуры воспитывают людей с различными ценностями, которые проявляются в разных формах поведения. Поскольку некоторое поведение для экономического развития оказывается полезнее других, страны с культурой, которая порождает более благоприятные в этом отношении формы, демонстрируют более высокие экономические результаты.

Сэмюэл Хантингтон, ветеран американской политологии и автор противо­речивой книги «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка», изложил эту идею в сжатом виде. Объясняя экономические различия между Южной Кореей и Ганой — странами, которые в 1960-е годы находились на схожем уровне развития, он писал: «Несомненно, свою роль сыграли многие факторы, но... культура объясняет здесь многое. Южнокорейцы ценили бережливость, инвестиции, усердную работу, образование, организованность и дисциплину. У ганцев ценности были иными. Короче говоря, культура имеет значение».

Мало кто станет отрицать, что люди, которые проявляют такие формы поведения, как «бережливость, инвестиции, усердная работа, образование, организованность и дисциплина», будут экономически успешными. Однако сторонники теории культур этим не ограничиваются. Они утвержда­ют, что эти формы поведения по большей части или даже полностью являются фикси­рованными, поскольку предопределены культурой. Если экономический успех действительно запрограммирован «национальными привычками», то одни люди обречены быть более успешными, чем другие, и ничего с этим не поделаешь. А некоторые бедные страны останутся таковыми навсегда.

Культурные объяснения особенностей экономического развития были популярны вплоть до 1960-х годов. Однако в эпоху гражданских прав и деколонизации от таких идей стало веять культурным превосходством, если не прямым расизмом. В итоге их репутация существенно ухудшилась. Правда, за последнее десятилетие они вновь стали модными. Эти идеи вышли на ведущие роли, когда доминирующие культуры (в узком смысле — англо-американская, в более широком — европейская) стали чувствовать «угрозу» со стороны иных: в экономической сфере — конфуцианства, в политике и международных отношениях — ислама. Кроме того, такая теория давала удобное оправдание: неолиберальные методы работают не очень хорошо не из-за каких-то внутренних проблем, а из-за того, что те, кто берет их на вооружение, обладают «неправильными» ценностями, снижающими эффективность этих методов.

В современном возрождении подобных взглядов некоторые сторонники теории культур даже не говорят о культуре как таковой. Понимая, что культура — это слишком широкий и аморфный концепт, они пытаются выделить из нее лишь те компоненты, которые теснее всего связаны с экономическим развитием. Например, Фрэнсис Фукуяма, американский неоконсервативный политолог, в своей книге 1995 года «Доверие» утверждает, что наличие или отсутствие доверия не только к членам собственной семьи оказывает решающее влияние на экономическое развитие. Он говорит, что отсутствие доверия в культурах таких стран, как Китай, Франция, Италия и в определенной степени Корея, осложняет эффективное управление крупными фирмами, что является ключом для современного экономического роста. Вот почему, согласно Фукуяме, общества с высоким уровнем доверия, такие как Япония, Германия и США, более развиты.

Впрочем, используется термин «культура» или нет, суть аргумента одна и та же: различные культуры заставляют людей по-разному себя вести, результатом чего служат отличия в экономическом развитии. Дэвид Лэндис, видный американский историк экономики и лидер сторонников возрождающейся теории культур, вообще утверждает: «Все дело в культуре».

Разные культуры прививают людям различное отношение к работе, бережливости, образованию, сотрудничеству, доверию, власти и множеству других вещей, которые оказывают влияние на экономический прогресс. Однако это предположение нас далеко не заведет. Как мы сейчас увидим, точно определить культуры очень сложно. И даже если это получится, нельзя установить, благоприятна или нет данная среда для экономического развития. Позвольте объяснить.

1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 67
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?