Человек, ногой прижимавший кузнеца к полу, больно пнул его в бок.

— Цыгане уехали отсюда сегодня рано утром, — сказал кузнец и тут же получил еще один удар, который заставил его закашляться.

— О каких еще цыганах вы говорите? — недоуменно спросил Тревелес. — Мы ищем двоих подозреваемых, и вы, по всей вероятности, один из них. Советую вам не отпираться и немедленно рассказать нам все, что знаете!

— Я могу подняться с пола?

— Если не будете делать никаких глупостей.

— Обещаю, что не буду.

Перепутанный кузнец поднялся на ноги и тут же сморщился от боли, почувствовав, как ему в бок уперся острый клинок.

— До сегодняшнего дня у меня здесь работали два брата-цыгана — по-видимому как раз те, которых вы разыскиваете.

Один из стражников тут же дал кузнецу хорошую затрещину:

— Разговаривайте с алькальдом с должным уважением!

— Расскажите о них поподробнее. — Тревелес жестом показал стражнику больше не трогать кузнеца. — Почему они уехали? И куда?

— Причины я не знаю. Я могу лишь сообщить, что вчера вечером они мне сказали, что уезжают в Мадрид и поэтому, начиная с сегодняшнего дня, уже не работают в моей кузнице.

— А вы уверены в том, что они цыгане?

Тревелес подумал, что никому пока даже и в голову не приходило, что к взрывам во дворце Монклоа могли быть причастны цыгане. А еще он вспомнил о резких упреках, высказанных в его адрес во время свадьбы Беатрис королевским исповедником Раваго, и ему захотелось как можно быстрее снова встретиться с Раваго, чтобы в пух и прах развеять его доводы и тем самым поубавить спесь.

— Абсолютно уверен!

Кузнец понимал, что за соучастие в убийстве у него могут быть большие неприятности. А дело в данном случае было, видимо, весьма серьезным, если им занимался сам алькальд.

— А можно узнать, что они натворили?

— Давайте ограничимся тем, что вы расскажете нам о них все, что знаете. Остальное вас не касается.

Клаудио задумался, решая, как ему в этой ситуации следует поступить. Он вполне мог помочь алькальду, рассказав ему о возможном местонахождении братьев-цыган, — ибо он догадывался, где они сейчас могут находиться, — а мог и придержать язык за зубами. Поразмыслив, он решил, что, если алькальд не предложит ему каких-нибудь существенных стимулов для того, чтобы он выдал цыган, — а к этим людям кузнец, кстати, относился вполне уважительно, — он не станет ему помогать.

— Они появились здесь примерно два года назад и попросили приютить их и дать им работу. Зовут их Тимбрио и Силерио, а фамилия их — Эредиа. Я был знаком с ними раньше — еще с той поры, когда у них имелась собственная кузница в селении, расположенном неподалеку отсюда. Поскольку они пользовались хорошей репутацией, я без колебаний взял их к себе, и они находились здесь до сегодняшнего утра.

— А вы разве не знаете, что приютить у себя цыгана и не сообщить об этом властям — это серьезное правонарушение?

Тревелесу не хотелось излишне давить на допрашиваемого, чтобы тот, чего доброго, не заупрямился и не перестал давать показания, однако он подумал, что слегка припугнуть его все-таки не помешает.

— Я этого не знал, — солгал кузнец. — Поймите, давая приют этим обездоленным людям, я поступал всего лишь как сердобольный христианин.

— Мне вы можете не рассказывать о своем милосердии. Лучше расскажите-ка нам, по какой причине и когда они покинули ваш дом, а кроме этого все, что может помочь нам установить их теперешнее местонахождение.

— Но в чем их обвиняют? — Кузнец предпринял последнюю попытку узнать от алькальда хоть какую-нибудь информацию, которая помогла бы ему выбрать один из двух вариантов своего дальнейшего поведения: держать язык за зубами или рассказать все начистоту.

— Еще раз повторяю, вас это не должно волновать. Расскажите нам все, что вы о них знаете, и больше ни о чем даже не заикайтесь.

Сам того не ведая, Тревелес определил выбор кузнеца.

— Они забрали свои немногочисленные пожитки и уехали сегодня на лошадях еще до рассвета. Насколько я знаю, они отправились в Мадрид — а больше, как я вам уже сказал, они мне ничего не сообщили. Поверьте, я говорю правду. Теперь я остался без рабочих рук, в которых очень нуждаюсь для выполнения многочисленных заказов. Однако, хотя я всячески пытался их удержать и попрекал тем, что в свое время их сильно выручил, а они отвечают мне неблагодарностью, они все равно не изменили своего решения и уехали, можно сказать, даже не попрощавшись. В общем, они меня сильно подвели. Я не знаю, где их можно найти.

— Хорошо, я вам верю. Однако предупреждаю, что, если у вас есть — или же появится — какая-нибудь информация о них и вы нам ее не сообщите, мы вас прибьем, как шелудивого пса.

Алькальд приказал тщательно осмотреть все помещения, чтобы попытаться найти там какие-нибудь предметы, которые помогли бы определить, где сейчас могут находиться братья-цыгане. Затем он сел на коня и приказал четверым из своих подчиненных следовать за ним в Мадрид. Первым делом он собирался отправиться в королевский дворец, чтобы встретиться там с Раваго и Сомодевильей.

Размышляя по дороге в Мадрид над последними событиями, Хоакин решил, что неожиданно возникшее предположение о причастности цыган к взрывам во дворце Монклоа изменит направление проводимого им расследования, позволит отказаться от других версий и сконцентрироваться на одной, в результате чего удастся быстрее раскрыть преступление. Так или иначе, ему стали известны имена подозреваемых, а значит, этих цыган теперь будет намного легче разыскать. И вдруг Хоакин вспомнил о своем разрыве с Марией Эмилией, и на душе у него стало очень тяжело. Умом он, конечно, понимал, что поступил правильно, однако сердце не хотело мириться с тем, что он потерял эту женщину навсегда. Он попытался представить себе, как она себя чувствует после их вчерашнего разговора.

— Убирайся из моей постели! — Мария Эмилия заворочалась под простынями, отодвигаясь от Альваро, который только что вошел в ее спальню и прилег на кровать. — Я уже сказала тебе вчера, что между нами все кончено. Оставь меня и ступай в свою спальню!

Она попыталась подняться с кровати, однако руки моряка обхватили ее за талию и удержали.

— Ну как ты можешь требовать, чтобы я ушел, если я сгораю от страсти к тебе? Не мучай себя. Вот увидишь, со мной ты позабудешь обо всех своих невзгодах.

Он притянул ее к себе и начал целовать в шею.

— Нет, этого не должно быть… Не должно… — Их губы встретились, и ее сопротивление ослабло. — Мы совершаем ошибку, Альваро.

Он начал стаскивать с нее через голову ночную рубашку, не обращая внимания на протесты.

— Самую сладостную ошибку из всех, которые я когда-либо совершал.

Мария Эмилия закрыла глаза, в очередной раз бросаясь в это безумие. Альваро только что вновь пробудил неподвластную разуму часть ее женской натуры и тем самым на время подавил в ней способность к здравому мышлению. По правде говоря, ей очень нравилось заниматься с ним любовными утехами, она ежедневно чувствовала потребность в этом, хотя и понимала, в какую пропасть катится.