Катя разделась, села напротив:

– Что случилось? С Мурадом поругались?

Настя смотрела на Катю строго, как будто изучала.

– Давай, выпей со мной. У меня такая херня, Катька… – она тряхнула головой, разлила остатки шампанского по бокалам. Настя была не столько пьяной, сколько взвинченной. – Бокалы у тебя, вон, красивые… Тоже этот подарил? Ну, везет, тебе, бляха!

Они пригубили, Настя поморщилась, заглянула к себе в бокал и недовольно отставила.

– Не хочу больше, меня, наверное, тошнит. – Она снисходительно прищурилась на сестру. – Беременная я!

Катя молчала напряженно, она уже почувствовала что-то такое.

– Да не смотри ты…

– Зачем пьешь? – Катя собрала бутылки и сунула их в мусорное ведро. – А Мурад знает?

– Уф-ф! – Настя зло тряхнула головой. – Знает Мурад! Как побитая собака, выгляжу, да? Да так, так, я в зеркало смотрюсь.

Настя тяжело вздохнула, сморщилась, сосредотачиваясь:

– Да что, Мурад… – Она зло шмякнула ладошкой по столу. – Они вдвоем были!

– Кто?

– Кто-кто… не знаю я, кто отец! Мурад, сука, сам все придумал! Он извращенец, просто так уже не может, ему скучно! Вот! – она растопырила руки. – Уговорил меня! Втроем мы были целых две недели! Кореш у него приезжал из Баку. Пф-ф-ф!!! – Настя на глазах трезвела от своих слов.

Она сокрушенно затрясла головой, встала, сполоснула под краном лицо и уткнулась в полотенце.

– Он тебя не любит? – Катя глядела с жалостью и хмуро.

– Говорит, что любит, да что ты все смотришь? У нас же красивый ребенок мог получиться, а тут… этот кореш его, он рыжий, – она закусила губу и задумалась. – Я уже делала аборт, если еще сделаю, детей не будет. Вот сижу и думаю, хочу я детей или не хочу?!

– Может, тебе за него замуж выйти? – растерянно спросила Катя. – Ты его любишь?

– Хрен его знает, люблю я его – не люблю… – она замолчала. – Я когда ему про беременность сказала, он прямо… надо было видеть! На колени упал! Вот так! – Она махнула рукой на пол. – У него семья в Баку! Так испугался, все рассказал. – Настя подняла глаза на Катю. – Его там убьют, родной отец убьет! Он вообще… – Настя замолчала, нервно толкая по столу пробку от шампанского, – несчастный он, вот что. Он так-то последнее отдаст! Нет, правда! Побежит кому-то помогать, ночью встанет и побежит. Вон у Ольги, отца когда разбомбили в Донбассе, так он ей денег отвалил, чтоб она его сюда привезла… – Настя отвернулась, думая о чем-то. – А может и обмануть запросто. Не надо людям никуда уезжать, жил бы у себя в Баку. Красивый город, хорошие люди, и он нормальным был бы, а здесь он кто? Говно в проруби, азер чернозадый. Здесь у него только деньги да бабы на уме, что за жизнь? Он и сам это понимает…

– А почему не уедет домой?

– Не знаю, работы нет и… там какая-то темная история с женой. Он фантазирует все время, я уже не понимаю, что там на самом деле. Нет у него никаких коней и домов, жена с родителями живет. Он ее не любит, у них ребенку три года. Бедные они, он им деньги посылает, так же, как и мы. И еще врет им, что в МГИМО учится. На четвертом курсе. А на самом деле – мелкий игрок, в автоматы все просаживает, знаешь, есть же подпольные или вон в интернете. А всем врет, что играет в карты по-крупному с серьезными людьми. Ай! – Настя сморщилась брезгливо и махнула рукой. – Он на рынке вообще никто, шестерка, Октай тоже – понты одни, там русские все контролируют, чиновники какие-то, прокурор, что ли?

Катя молчала. Настя прикурила новую сигарету, затянулась:

– Он своим землякам девчонок подкладывает с рынка…

– Ты говорила…

– Да? – удивилась Настя. – А с некоторых и деньги за это берет, говорит, что отдаст девчонкам… Ага! Щас!

– А что же девчонки?

– Некоторым нравится… устанешь после работы, а тебя в кафе ведут, выпьешь, то-сё… Кому-то, может, и не нравится, а куда деваться?

Катя смотрела тревожно.

– Говорю тебе, – продолжила Настя, – он от этой Москвы просто уродом стал, у него вся жизнь в этом! Мне зарплату то заплатит, то проиграет.

Замолчали. Потом Катя осторожно спросила:

– Ты решила уйти… оттуда?

– А что было делать? – она затянулась сигаретой. – Нет, ну… я, короче, так решила, уеду от него, если он меня станет разыскивать, то… тогда посмотрим.

– А если не станет?

– Не знаю… – Настя нервно погасила сигарету и пошла в ванную. Слышно было, как льется вода. Вернулась в кухню с влажным лицом.

– Пока не видно ничего… – она села напротив.

– Тебе вредно курить…

– А-а, – отмахнулась Настя, – влипла по полной программе, я уже три дня такая хожу. Кому я тут с пузом нужна?!

– Ты же любишь его, это же видно!

Настя задумалась, потом качнула головой, соглашаясь.

– Мне ни с кем так хорошо не было. Ни-ко-гда! А что делать? Ты бы видела его глаза! – Настя говорила непривычно медленно, раздумывая и вздыхая. – Господи, почему от этого еще и дети бывают?!

Катя молчала.

– Ты про себя расскажи, у тебя тоже ведь…

– А что рассказывать? – удивилась Катя.

– Ты кого любишь, я не пойму, Андрюху этого или Леху?

– Не знаю, – ответила Катя и застыла. – То есть… мы с Андреем просто друзья, у него семья… он мне нравится, конечно, только неудобно, что так тратится. Прямо стыдно иногда.

– То есть ты маленько в него влюбилась уже! Или не маленько?!

– Да нет, мы… – Катя смущенно терла лоб, – мы просто… разговариваем.

– А когда его нет, тебе хочется, чтоб он пришел?

– Когда как, иногда хотелось, я же одна тут была, а иногда хотелось, чтобы Лешка вернулся скорее.

– А этот что? Пишет тебе?

– Писал, потом перестал. Обиделся на что-то…

– Да почувствовал он, что у тебя кто-то есть, они тоже все чувствуют.

– А что он мог почувствовать? – Катя быстро подняла голову на сестру.

– Хм, – в глазах Насти был недвусмысленный намек, – брось ты этого Елекса, глупый он еще! Приходил ко мне на рынок, типа за тебя наезжал… Сопляк, блин! По-моему, он вообще ни о чем, одна болтовня! Что он может?

– Я тоже ничего не могу, – улыбнулась Катя. – Они оба мне как друзья. С Лешкой все проще и понятнее, – она задумалась, – хотя, может, и с Андреем проще. Он ухаживал за мной, я болела…

– Ничего себе, кефиру он тебе принес! – засмеялась Настя. – Ты сама-то себе веришь? Весь дом тебе обставил!

– Но я не просила ничего!

– Никакой мужик просто так тратиться не станет! Что он дурак, что ли?