Так вот он кто – сын того самого человека, жизнь которого так ужасно прервалась в тюрьме, и он думает, что причиной этому послужил ее дед! Вот почему он взял ее на работу!

– Куда вы, Агния, что с вами? – кричал Белоцерковский, но она даже не оглянулась, сломя голову неслась в офис. Она должна во что бы то ни стало увидеть этот файл, файл под кодом «И»!

В приемной Агния столкнулась с уходящей Нелли Леонидовной.

– Я на обед, – сказала та, – в кабинете убрали, а шефу позвонила невеста, позвала его на ланч, так что его теперь долго не будет. Я скажу на коммутаторе, чтобы все звонки вам, Агния, переадресовывали.

– Угу… идите спокойно.

Агния с тоской смотрела, как секретарша ужасно медленно копалась в сумке и красила губы малиновой помадой. Наконец дверь приемной закрылась, и Агния шагнула к кабинету шефа. Он был заперт, но она знала, где Нелли Леонидовна хранит ключ.

В кабинете было чисто, вместо разбитой вазы мейсенского фарфора стояла на столике у окна бронзовая статуэтка богини Дианы с двумя бронзовыми же собаками.

Экран компьютера светился голубым мягким светом.

Агния нажала все нужные кнопки.

Ага, вот он файл, названный просто «И». Естественно, так просто открыть его не удалось, потребовался пароль. Дрожащими руками она набрала заглавными буквами слово «месть».

Файл открылся, Агния присела в кресло, потому что ноги внезапно стали ватными.

Первая же фотография едва не заставила ее застонать. На полу лежал человек, вокруг головы его расплывалась лужа крови и впитывалась в ковер. Этим человеком был ее дед, Николай Львович Иволгин, Агния узнала его даже со спины. Еще она узнала обстановку его кабинета и эту треклятую лампу, что послужила орудием убийства.

Агния закрыла глаза, и перед ней тотчас встала картина, которую увидела она тогда, два с половиной года назад, и уже никогда не сможет забыть – дед лежит на ковре, который покраснел от крови. То есть кровь уже впиталась, и тело деда уже остыло. Но здесь, на этом снимке, кровь еще только расплывалась лужей вокруг головы.

Это снимал убийца, поняла Агния, он убил деда и снял это на пленку.

Она закусила губу до крови и, усилием воли удерживая себя на грани обморока, просмотрела другие снимки. Вот она сама, ее глаза, буквально больные от горя, вот похороны деда – много народу, все скорбят, женщины плачут, вот она одна на могиле – ну да, она вернулась туда после всех, чтобы побыть в одиночестве. И далее в таком же духе…

– Боже… – едва слышно прошептала Агния. – Боже мой, что же это такое!

Она сказала это, чтобы разрядить, разбить вязкую тишину, что стояла в кабинете, как затхлая, застоявшаяся вода. Ей казалось, что тишина давит на нее, как будто высокий потолок с лепниной приближается, и вот уже остается совсем мало места, вот она не может уже больше стоять, ей хочется лечь на пол и закрыть голову руками, а там будь что будет. Если потолок раздавит ее – что ж, так тому и быть, она не может больше терпеть эту тяжесть и эту боль. И видеть эти фотографии, и так картина смерти стоит у нее перед глазами…

– Догадалась… – прошипел сзади незнакомый голос, – додумалась, умница наша…

Агния обернулась и увидела, что в дверях кабинета стоит ее шеф Андрей Солуянов. Но как же он изменился!

Раньше он выглядел вполне прилично, не то чтобы красавец, но и не урод, одет аккуратно и даже с некоторым вкусом, костюм хорошо сидит, всегда чисто выбрит и подстрижен в дорогом салоне. Манеры не всегда хороши, но этому так просто не выучиться. А на первый взгляд Солуянов был вполне приличный мужчина.

Теперь же перед Агнией стоял совершенно другой человек. То есть одежда и аксессуары те же, и кабинет его, но сам внешний вид оставлял желать лучшего.

Все дело было в его глазах. Они жили своей самостоятельной жизнью, как будто находились не на лице Солуянова, а где-то в другом месте. Сам Солуянов стоял в дверях и смотрел на Агнию, глаза же его в это время перебегали с одного предмета в комнате на другой и ни на чем не хотели остановиться.

– Догадалась… – повторил Солуянов, странно скривив рот, оттого, наверно, и голос его звучал незнакомо.

Впрочем, Агнии не было до этой метаморфозы никакого дела. Увидев Солуянова, она не испугалась, а, наоборот, очнулась от ступора и пришла в себя.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ты это сделал? Зачем ты убил моего деда?

– Зачем? – повторил он и шагнул к Агнии ближе. – Ты спрашиваешь – зачем? А кто, кто, по-твоему, заварил всю эту кашу? Если бы не твой дед, которого обуяла его знаменитая честность, никто бы и не узнал, что картины поддельные! Слову моего отца доверяли, его экспертизы считались надежными и не подвергались сомнению. Фамилия Овсиенко очень много значила тогда! И все было бы прекрасно, если бы не этот старый дурак Иволгин!

– Не смей! – прошипела Агния, также делая шаг Солуянову навстречу. – Не смей так говорить о нем! Вы все не стоите его мизинца, даже его взгляда. Ты, мразь, посмел поднять руку на него!

Глаза Солуянова внезапно остановились и посмотрели на Агнию в упор. И тут же она поняла, что он ее не видит. Не видит и не слышит. Потому что он заговорил вдруг быстро, все тем же не своим высоким срывающимся голосом:

– Они взяли его прямо с работы, он не успел предупредить мать. Да она все равно ничего не смогла бы сделать. Его увезли не в обычное отделение: ну, там-то можно было договориться с ментами, заплатить – и они выпустили бы его под подписку. Но его увезли прямо в Большой дом, следствие закрутилось быстро. Но он молчал, и следователь намекнул матери, чтобы тоже помалкивала. А потом его убили – там, в тюрьме, и эта дура, моя мамаша, не придумала ничего лучше, чем болтаться по большим начальникам и требовать честного следствия! Это в девяностые-то годы! Мне было четырнадцать лет, но я и то понимал, что нужно сидеть тихо и делать вид, что ничего не знаешь! Но она меня не послушала, как с цепи сорвалась – конечно, при аресте отобрали все ее цацки, и где нашла бы она еще такого дурака, как мой отец? Ясно же было, что его сделали крайним, на него решили списать все преступления, а денежки уплыли в неизвестную даль!

Солуянов сорвал голос, резко закашлялся и замолчал. Затем посмотрел на Агнию более осмысленно, даже сумел сфокусировать на ней взгляд.

– Ей не стали устраивать аварию или несчастный случай, – снова заговорил он, – просто запихнули в психушку, правильно посчитав, что ей и этого хватит. Меня отправили в интернат – ты знаешь, что это такое? Ты можешь представить, как чистенького мальчика из приличной семьи заставляют зубной щеткой мыть пол в туалете, а потом, в этом же туалете… был у нас один воспитатель, его потом пацаны прирезали ночью во сне. Так вот он… тебе рассказать?

– Не надо, – ответила Агния, – мне неинтересно.

– Неинтересно… Ну конечно! А рассказать тебе, что я делал потом, связавшись после интерната с блатными, потому что мне просто некуда было идти?