У-у-у… Куда тому жирафу.

— Из них, — кивнул я. — Но вопрос будет о другом. Скажите, правда ли, что призраки не могут лгать?

Бернард Асикритович помолчал, глядя на меня. Не завис, не задумался. Скорее было похоже, что он формулирует ответ.

— Смотря что назвать призраком, Константин Александрович.

— А разве это не очевидно? Ну, то есть, если человек умер и является после смерти — это ведь призрак…

— Не всегда. Начать следует с вопроса: а умер ли человек? Если в этом нет святой уверенности, то человек может быть жив и может являть вам свою астральную проекцию. Которая свободно может лгать, ибо призраком не является. Кроме того, если человек умер, и вы его увидели, скажем, во сне, то, опять же, сие вряд ли есть призрак. С высокой долей вероятности, сие лишь часть вашего рассудка, которая может сказать вам то, что для вас важно, и что не будет соответствовать объективной истине. Однако технически это нельзя будет назвать и ложью…

Бернард Асикритович, похоже, почувствовал себя на лекции. От его монотонной интонации даже мне, стоя на ногах, захотелось спать. А ученикам каково? Я подумал, что через год-два окажусь в их числе и содрогнулся. Если у нас, разумеется, будут эти год-два.

— Нет-нет, речь именно о призраке, — вставил я, когда неспешный поток речи прервался. — Совершенно точно.

— То есть, призрак здесь всё-таки был? — Бернард Асикритович развернулся полностью. — В таком случае, я должен…

— Да нет! — чуть не простонал я. — Не здесь. Вообще не в академии! Просто я сам недавно видел призрака. Это был мой отец.

— Ваш отец?..

— Именно. Он кое-что сказал мне, очень личное. И я… хочу понять, не мог ли он нечаянно солгать. В том, что мой отец — мёртв, я уверен. То есть, я однозначно видел призрака.

Я-то ведь точно не призрак и лгать могу. Вот даже в таких мелочах, как сейчас. Хотя… Если уж разбираться, то призрака отца я действительно видел. И действительно не в академии. Так что формально — говорю правду, по крайней мере, частично.

— Ну что ж… — Выражение лица Бернарда Асикритовича не изменилось ни на йоту. — Если поставить условия задачи таким образом, то я дам утвердительный ответ: да, призрак может сказать только правду. Однако вы должны понимать, что «правда» и «истина» — это разные вещи. То, что является правдой для призрака, совсем не обязательно будет истиной. Призраки не всеведущи, даже если утверждают обратное.

— Спасибо, — кивнул я. — Вы мне очень помогли.

Я моментально потерял интерес к Бернарду Асикритовичу. Отвернулся от него, взялся за ручку двери, назвал свою фамилию. Дверь мигнула зелёным, и ручка повернулась.

Но Бернард Асикритович как будто не заметил, что я ухожу. Он продолжал бубнить, обращаясь к воображаемой аудитории:

— Существуют разные виды призраков. Вид призрака зависит от доминирующей энергии в момент смерти человека. Это может быть злой призрак, мстительный. Может быть призрак любящий. Но что их всех объединяет — это нечто «недожитое». Слишком сильная связь с землёй. Поэтому призрак — большая редкость. Суть вселенной требует от души вознесения. Некоторые сильные маги, сознавая, что при жизни не успеют завершить некоего важного дела, готовятся к смерти заблаговременно. Они привязывают свои души к предметам. Чаще всего это — книги…

Я уже почти закрыл за собой дверь, но при слове «книги» остановился. Повернулся, выглянул в коридор.

— Простите, что насчёт книг?

— Книги — самый распространённый резервуар, в который можно поместить душу, — забубнил Бернард Асикритович. — Чаще всего это — книга с пустыми страницами. Так призрак может продолжать писать свою судьбу. Такой призрак в некотором роде продолжает жить.

— И может лгать, — сказал я.

Бернард Асикритович вздрогнул и посмотрел на меня. Хорошо хоть не спросил: «Кто здесь⁈» — как в том анекдоте.

— Он может всё, что угодно. И посему лучшее, что мы можем сделать — держаться от подобных книг подальше. У мёртвых свои пути, не стоит пересекать их с путями живых.

На этой торжественной ноте Бернард Асикритович развернулся и двинулся по коридору в сторону лестницы. Выглядело это так чудовищно мрачно, как будто внизу его ждал катафалк.

А я сжал через китель проклятую книгу и скрипнул зубами. Мне показалось, будто слышу где-то вдали смех Юнга… Хотя — да и чёрт с ним. Если эта тварь меня обманула — ответит так, что мало не покажется. Корчиться от Света ей очень и очень не понравилось.

Глава 23

Утром после завтрака в распорядок академии внезапно внесли коррективы. Нас всех выгнали на площадь перед корпусом, под серое хмурое небо, которое того и гляди грозило разразиться дождём.

На площади, как оказалось, нас уже ждали. Ректор Калиновский и десяток императорских гвардейцев. Гвардейцы держали одинаковые объёмистые сумки, которые совершенно не подходили по фасону к их безупречной форме.

— Доброго утра, господа курсанты, — сказал ректор, когда все, включая преподавателей и наставников, выстроились на площади. — Я, полагаю, никого не удивлю, сказав, что угроза Тьмы, несмотря на старания Воинов Света, по-прежнему сильна. Все вы знаете о том, что произошло недавно в книгохранилище. При существовании подобной угрозы мы не можем полагаться лишь на тех, кто ведёт борьбу. Как известно, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. И я прошу вас с пониманием отнестись к тому, что сейчас произойдёт.

Калиновский поднял правую руку. Одёрнул рукав и продемонстрировал всем неброский медный браслет, обхвативший запястье.

— По приказу Его Величества для нас были изготовлены амулеты, обереги от Тьмы. Такой оберег с некоторых пор носит Его высочество, и показывает поразительные результаты. Но, как все мы знаем, государь император заботится не только о своей семье. Ему дорога жизнь каждого подданного! Конечно, защитить таким образом всё население Российской империи не получится. Изготовление амулетов требует времени и сил. Но вас, курсантов Императорской академии, надежду и опору государства, было решено обезопасить. А заодно и нас, преподавательский состав — тех, кто наставляет вас и освещает вам путь. Сейчас все вы наденете браслеты. Но перед этим каждый должен вслух произнести согласие на защиту от Тьмы. Таков принцип работы амулета. Если нет добровольного согласия — он становится бесполезной побрякушкой.

Говорил ректор немного сбивчиво, не так гладко, как обычно. Да оно