Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шейбани-хан напрягал все свои способности, весь свой опыт, денно и нощно готовясь к битве. В дневное время тщательно присматривался к каждому холму, к каждой впадине на будущем поле брани, принимал в расчет то, с какой стороны будет светить солнце, в каких направлениях дуть ветры.
И когда Шейбани-хан увидел, что Бабур выстраивает войско, разворачивает знамена с изображением полумесяца, он был готов к битве полностью.
На любимом пегом мерине Шейбани-хан начал объезжать ряды своих воинов.
— Беркуты мои! — голос его звенел, словно клинок. — Для нас с вами нет иной опоры, кроме бога. Край отцов наших далек; если враг одолеет, нам не добраться туда. Мы должны одолеть врага! Велика моя надежда на всевышнего! Мы — его воинство… Сновидение сегодня предсказало мне — победа суждена нам!
— Инш-а-алла! Все во власти аллаха! — как одна, выдохнули сотни глоток.
Перед своими воинами Шейбани-хан, как мог торжественно и убежденно, прочитал наизусть небольшую суру корана. Ясным и одновременно завораживающим голосом — голосом настоящего имама — произнес в заключение:
— Велик аллах! Омин!
— Аллах акбар! — воскликнули, потрясая небеса, тысячи голосов.
И войско, взбудораженное проповедью воителя-халифа, его пророчеством, согласно и мощно двинулось на врага. Оно действовало как единое тело, оно напоминало лук, напряженный одной натянутой тетивой с прогибом вперед посредине.
Река была слева. Шейбани-хан, чуть скашивая общее движение, двинул правую сторону войска быстрее, чем левую. Тут поле шло под уклон, и ветер дул воинам в спину. Быстрее, быстрее, конница может пойти еще быстрее! Охватный прием — «тулгама», — который собирался применить Шейбани, требовал очень быстрых действий. На правом крыле были заблаговременно поставлены кони-молнии, самые лихие наездники.
Бабур видел, как выгнулась левая половина «лука» противника (правая для Щейбани), и, чтобы столкнуться с противником лицом к лицу, развернул свое правое крыло, выдвинув его вперед, — таким образом, его войско стало к реке спиной.
Отряды хана приближались. Их предводитель с отборными нукерами-телохранителями и знаменосцем оставался на холме. И на таком же холме верстах в трех стоял Бабур. За ним в лучах утреннего солнца сверкал Зарафшан.
У Шейбани-хана было больше конницы. В войске Бабура было много пехоты, вооруженной высокими щитами, длинными копьями и алебардами на длинных древках. Пробить стену из таких щитов, копий и алебард коннице на скаку не просто. Но у конных преимущество в скорости. Тулгама — значит охватить с флангов, успеть жарко дышащим смертоносным клином, острой стрелой, спущенной с тетивы распрямившегося лука, ударить по менее, чем центр, защищенным местам в строе противника.
Когда до пехоты Бабура осталось с версту, Махмуд Султан, Джанибек Султан и Тимур Султан, выполняя приказ хана, неожиданно повернули своих всадников вправо, еще вправо, обтекая центр и левое крыло Бабурова войска. Опытные Хамза Султан и Махди Султан — левая половина «лука» Шейбани — сделали, чуть замедленнее, то же самое со своей стороны: не тронули центра, обогнув конницей левый фланг противника, устремились в тыл.
Бабур поставил самую сильную часть своих отрядов в центр, но теперь он вынужден был часть из них лихорадочно-быстро перебрасывать на левый и правый фланги. В тулгаме есть и слабое место: половинки «лука» могли разойтись друг от друга слишком далеко, в центре «лук» мог переломиться; стремительный бросок вперед, сломать центр, и вот уже нет «лука», а есть две отдельные его половинки. Вперед! Воины Бабура ударили по ослабленному центру Шейбани. Все теперь решала быстрота действий!
Хан опередил! Конница Бабура не смогла перерезать пути врагу ни справа, ни слева. Махмуду Султану удалось проскочить в тыл Бабуру. Всадники Хамзы Султана обошли его фланги и соединились с всадниками Махмуда Султана. Войско Бабура от неожиданных ударов сзади смешалось. Пехоту, поставленную в центре, стали с тылу давить свои же конные отряды, теснимые стремительной вражеской конницей.
Бабур собрал в кулак лучшие сотни из своей собственной конницы. Будто язык пламени вырвалась она из хаоса битвы и, пробив слабый центр степняков, устремилась прямо к той возвышенности, где стоял Шейбани-хан. Натиск этих сотен был всесокрушающим. Отряд нукеров Купакбия бросился вслед, но завяз в сече, — пока Купакбий подоспел бы, «кулак» Бабура мог разгромить окружение Шейбани-хана. На его холме взметнулась тревога. Мулла Абдурахим, будто в ознобе держась за гриву своей довольно смирной кобылы, взмолился:
— Повелитель, святой наш имам, надо отступить в безопасное место! Как бы не было поздно…
Лицо Шейбани побледнело, будто у мертвеца. Он сам хотел бы уйти в безопасное место, но на этом холме — его знамена. Если он опустится за холм, войско не увидит ни халифа, ни его знамени. Поднимется паника — предвестница поражения.
Шейбани закричал:
— Умрем, но не отступим!
Своим отборным нукерам (сотня личной охраны халифа!) безжалостно приказал:
— Выходите все! Задержите вон тех, умрите, но задержите!
И последняя опора хана, сотня, которая в случае поражения должна была заслонить, спасти его во что бы то ни стало, ринулась в смертельную контратаку. Мало осталось из них в живых, но натиск бабуровского «кулака» был ослаблен, задержан, а тем временем подоспел Купакбий, его четыре сотни всадников окружили воинов Бабура. Но десяток-другой самых лихих джигитов Бабура сумели вырваться из кольца Купакбия и кинулись по прежнему направлению — к холму, где находился Шейбани. Часть свиты хана шарахнулась назад, под уклон. Сам хан остался на месте и выстрелил из лука, и, хотя стрела его никого не задела, нукеры Купакбия издали вопль восторга, догнали бабуровских всадников и перебили всех до одного человека.
А там, в хаосе основной сечи, тулгама приносила свои плоды. Пехота уже не могла выполнять приказов Бабура. Моголы, недавно пришедшие из Ташкента, видя, что Бабур проигрывает сражение, бежали, прихватывая, как добычу, лошадей без хозяев. Иные моголь-ские всадники в суматохе боя опрокидывали с седел андижанских и самаркандских нукеров, сражавшихся с ними в одном ряду, чтоб захватить их коней.
Передовые отряды