— Я хочу работать, Тоньино, — сказала Лена, погасив свет на ночном столике.

— Но у тебя и так много дел, — возразил Тоньино, имея в виду не только занятия в школе, где его жена училась на «отлично», но и композиции из засушенных цветов, которые она продавала на рынке. Лена умела со вкусом и выдумкой составлять букеты и гирлянды из цветов и лесных ягод в сочетании с пестрыми ленточками. Они очень нравились городским дамам, покупавшим украшения для своих домов.

— С тех пор как твоя мать взяла на себя все заботы по дому, у меня много свободного времени. Прошлой зимой ты мне говорил, что мечтаешь уехать в Америку. Помнишь?

— Мне казалось, ты не согласна, — удивился Тоньино.

— Я тут кое-что прикинула. Если к тому, что нам приносят поля в Котиньоле, прибавить мои маленькие сбережения, мы можем хоть сейчас открыть счет в банке. Ты теперь помощник управляющего и зарабатываешь куда больше, чем нам требуется на жизнь. И если бы я тоже могла найти какую-нибудь работу, за пару лет мы бы скопили приличную сумму и могли бы пуститься в путь, — объяснила Лена.

Она была решительно настроена покинуть Луго. Ей казалось, что, если бы океан пролег между нею и Спартаком, это помогло бы ей освободиться от мучительно преследующего ее желания.

— Посмотрим, — ответил Тоньино.

Теперь он знал, почему Лена так страстно мечтает уехать, и был ей благодарен за преданность и нежную заботу. С тех пор как она выписалась из больницы, у них больше не было близости, хотя предписанные хирургом сорок дней воздержания давным-давно истекли. Тоньино не решался прикасаться к ней.

Он все чаще спрашивал себя, как еще долго Лена будет дарить ему радость, позволяя считать ее своей женой. Эта мысль ранила его как острый нож.

— Давай спать, — сказал он, склоняясь над ней и целуя ее в щеку.

Лена заснула. Услышав ее легкое размеренное дыхание, Тоньино прошептал:

— Храни тебя господь, всегда и всюду…

Он проснулся на рассвете и спустился в кухню. Лена и его мать хлопотали у очага, вполголоса перебрасываясь между собой короткими фразами. В кухне приятно пахло готовящимся завтраком, смолой от весело потрескивающих в очаге поленьев и подвешенными к потолочной балке засушенными цветами. Тоньино взглянул на двух женщин, составлявших его семью, весь круг его сердечных привязанностей, и горько вздохнул об отце, которому так и не успел сказать, как сильно он его любил. Нет, с матерью он не повторит той же ошибки. Он подошел к ней и поцеловал ее в волосы.

Джентилина обернулась и улыбнулась ему, протягивая полную кружку горячего молока. Тоньино присел к столу, там, где Лена оставила стянутую широкой резинкой стопку учебников. Было воскресенье, все утро ей предстояло заниматься в школе.

— Давай я тебя подвезу на телеге, — предложил Тоньино.

— В этом нет нужды, — возразила Лена. — Я охотно пройдусь пешком.

— Мне все равно надо на станцию, забрать груз, прибывший вчера вечером из Рима. Это рояль графини, — объяснил он.

— Рояль! — в изумлении воскликнула Лена. — Я их видела только в кино. Они такие огромные. — Ее любопытство было взбудоражено интересной новостью.

— Все верно, придут двое рабочих мне помочь.

— А можно мне с тобой? — спросила Лена.

— Конечно. А потом я провожу тебя в школу, — согласился Тоньино.

Они вместе отправились на станцию, но Лене так и не удалось увидеть громадный концертный рояль: он был со всех сторон защищен деревянной обшивкой. Громадный ящик, выгруженный из товарного вагона, казалось, занял всю платформу маленького вокзала.

— Ну, ладно, тогда я пойду в школу, а то еще опоздаю, — разочарованно протянула Лена, пока трое мужчин, к которым присоединился еще и вокзальный носильщик, суетились вокруг гигантского ящика.

— Осторожнее, прошу вас, — раздался женский голос у них за спиной.

Одетта Сфорца лично прибыла на станцию, чтобы проследить, не повредят ли при транспортировке ее драгоценный «Бехштейн».

Лена попятилась, надеясь проскользнуть к выходу незамеченной.

— Тебя зовут Леной, верно? — остановила ее графиня Сфорца.

— К вашим услугам, — поклонившись, ответила молодая женщина, немного удивленная тем, что графиня все еще ее помнит.

— У тебя одно из тех лиц, которые не забываются, — пояснила Одетта с обаятельной улыбкой, словно угадав ее мысли.

Лена отметила про себя элегантность и ослепительную красоту графини. Ей припомнились ходившие одно время слухи о любовной связи между супругой графа Сфорцы и Спартаком Рангони, и она ощутила в сердце болезненный укол ревности, с грустью признавая, что не может состязаться с такой соперницей.

— С вашего позволения, мне нужно идти, госпожа графиня, — сказала Лена, пытаясь отступить достойно.

— В школу идешь? — спросила Одетта, указывая на книги, которые Лена держала под мышкой.

— Да, синьора, — подтвердила Лена.

Ей было не по себе под пристальным оценивающим взглядом графини.

— Ну, так я тебя провожу, — решила Одетта.

Прежде чем уйти, она предупредила рабочих:

— Позаботьтесь, чтобы мой рояль прибыл в Котиньолу в целости и сохранности.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как граф и графиня Сфорца окончательно покинули столицу, променяв ее на небольшую деревушку в Романье. Отсюда они иногда совершали более или менее длительные путешествия, однако граф Ардуино категорически отказывался возвращаться в Рим, утверждая, что тамошний воздух вреден для его здоровья. В действительности он просто хотел держаться подальше от Муссолини и его фашистов. Инакомыслящие подвергались жестоким преследованиям, поэтому граф Ардуино, не желая смешиваться с массами, восторженно носившими на руках своего дуче, почел за благо уехать подальше из столицы, якобы для поправки пошатнувшегося здоровья. И теперь, поскольку особняк в Риме был окончательно закрыт и прислуга распущена, Одетта решила перевезти в Котиньолу свой любимый рояль.

— Что ты изучаешь? — спросила она у Лены, беря ее под руку.

Одетта не забыла, что Спартак дал своей любимой лошади имя этой хорошенькой крестьяночки. Романтическая история разожгла ее любопытство: в первые месяцы жизни в деревне ей очень не хватало злословия римских салонов, однако впоследствии она стала находить сельские сплетни еще более занимательными и пикантными, хотя их героями выступали не сиятельные особы, а простолюдины.

— Мне надо сдавать экзамен за третий класс гимназии, — потупившись, ответила Лена.

— Ты просто необыкновенная женщина, — восхищенно заметила Одетта.

— Кто? Я? Не смею спорить с госпожой графиней, но поверьте, синьора, во мне ничего необыкновенного нет, — возразила Лена.