— Бродяжничаю. — Черный маг улыбнулся.

— По собственной воле или…?

— Конечно, по собственной.

Эрбаст покачал головой. Видно было, что подобный образ жизни представляется ему, мягко говоря, противоестественным. «И как давно?»

— С тех самых пор, как… — вслух ответил Уилар.

У Эльги возникло неопределенное ощущение времени — не число дней или месяцев, а именно ощущение от срока, прошедшего после каких-то, известных только Уилару и Эрбасту, событий.

— С тех пор, как вы ушли из университета? — уточнил Эрбаст.

Уилар кивнул.

«А мне говорил, что никогда в Лаллеранском университете не учился… — недовольно подумала Эльга. Зачем было врать?..»

Уилар насмешливо посмотрел на нее. Сердце Эльги провалилось куда-то в желудок. «Он знает, о чем я только что подумала!..» Ухмылка Уилара, как бы в ответ на эту паническую мысль, стала еще шире.

— Господин Бергон и в самом деле никогда не обучался в Лаллеране. — Эрбаст, коротко глянув на собеседника, мысленно добавил: «Насколько мне известно». — «Да, это так», — подтвердил Уилар.

— Но… — начала Эльга.

— Я там преподавал, — по-прежнему широко улыбаясь, объяснил чернокнижник.

— Преподавали?! — переспросила Эльга. Ей показалось, что она ослышалась. Образ черного мага, занимающегося преподаванием! в Лаллеранском университете, самом оплоте разума и светской научной мысли, совершенно не укладывался в ее голове.

— Господин Бергон в течение нескольких лет вел кафедру сравнительной мифологии, — объяснил Эрбаст. — Этот вспомогательный предмет, как правило, выбирали те, кто собирался всерьез изучать историю, богословие или анатомию человеческой души — то бишь мы, душевидцы. В те времена я был еще вольным студентом и могу вас уверить, сударыня, что, исключая занятия по моей основной специальности, лекции господина Бергона, без сомнения, были наиболее интересными из всех, что читались в университете…

«Ну еще бы!..» — подумала Эльга.

— А как теперь обстоят дела на кафедре? — поинтересовался Уилар. — Кто ее возглавляет? Героньи ас'Къелло, как я и предлагал?

Эрбаст покачал головой. Он как-то разом погрустнел.

— Героньи отказали.

— Мне казалось, — Уилар нахмурился, — когда я уезжал, вопрос был уже решен…

— Да, но потом ректор изменил решение. — Эрбаст вздохнул. — Как вы помните, далеко не всем нравилось то, что вы говорили на лекциях…

— Признаться. я уже и не помню всех тогдашних свар… Все-таки восемь лет прошло…

— Ну как же?.. Помните то письмо, которое прислал архиепископ Эльмнекий?.. Вы об этом рассказывали, когда мы пили чай у вас дома.

— Домик помню.

— Ну как же… Вас грозились уволить.

Уилар пожал плечами.

— Разного рода жалобы и кляузы, где упоминалось мое имя, приходили в ректорат чуть ли ни каждый месяц, а иногда и чаще. Я давно выкинул из головы всю эту ерунду… Выходит, на Героньи ас'Къелло решили отыграться?

«Именно», — откликнулся Эрбаст. Вслух он добавил:

— Не меньшую роль сыграла и его книга…

— Насколько я помню, там не было никакой откровенной ереси, — перебил его Уилар.

«Вы ее не помните», — улыбнулся Эрбаст. «Не помню», — не стал отрицать чернокнижник.

— Я напомню. — Эрбаст сложил пальцы «домиком». — Там сравнивалось вероучение джорданитской церкви и хасседская вера… Не секрет, что большинство своих положении джорданиты позаимствовали у хасседов, но Героньи проводил слишком уж прямолинейно сравнение. В общем, его книга, хотя и не была признана вполне еретической, содержала, по мнению многих, слишком много «не вполне правоверных» суждений.

Уилар усмехнулся: «Бред». — «Вот именно», — кивнул Эрбаст.

— По мнению нынешнего сарейзского первосвященника, даже у древних авторов, ныне признанных святыми, полно «не вполне правоверных» суждений. Тем не менее…

— К сожалению, Героньи не древний автор, а наш современник, — вздохнул Эрбаст.

— Да, это серьезный недостаток.

— Вы иронизируете?

— Немного. Чем кончилось дело?

— Героньи отказали в кафедре. В ответ он написал довольно едкий памфлет…

— Ууу… — потянул Уилар. «Надеюсь, его не сожгли?»

— Нет, упаси боже! До этого не дошло. За оскорбление священнослужителя — в памфлете он коснулся личной жизни архиепископа — его приговорили к двум месяцам тюрьмы и крупному штрафу. Ну и само собой, полный запрет преподавать где-либо. Насколько я знаю, штраф он так и не заплатил. Говорят, сбежал в Фолриру. Больше о нем я ничего не слышал.

— Кого поставили вместо Героньи?

— Какого-то клирика из окружения архиепископа. Можете представить себе содержание его лекций.

— Да уж. — Уилар усмехнулся. — Хотя… В своей жизни я читал немало любопытных книг, написанных священнослужителями.

— К сожалению. — Эрбаст вздохнул. — Это был совсем не тот случай.

— Расскажи.

— Знаете, Уилар, хотя я сам всегда интересовался языческими верованиями лишь настолько, насколько это необходимо для моей основной специальности, то есть в первую очередь меня заботит не содержание того или иного вероучения, а то, какие последствия оно вызывает в психике своих последователей — так вот, даже я мог бы рассказать об этом предмете гораздо глубже и полнее…

— Неужели настолько плохо?

— Отвратительно. Обычно, если кого-то интересует содержание самого джорданитского вероучения, он идет и слушает лекции по богословию. Правильно? Но если кого-то интересует сущность иных религий, пусть даже десять раз неистинных, неверных и несовершенных, а вместо этого он получает ту же самую лекцию по джорданитскому богословию, сопровождаемую замечаниями следующего характера: «А вот всего этого в такой-то языческой религии нет, что лишний раз демонстрирует ее несостоятельность», — то, как вы понимаете, Уилар. к существу дела такая постановка вопроса никоим образом приблизить не может…

— Думаешь, они ставят себе эту цель? — Уилар прищурился.

— Какую?

— Приблизиться к существу дела.

— По крайней мере, они это декларируют.

— Декларировать можно все, что угодно. В действительности же происходит насаждение тотального единомыслия. И естественно, все, что может этому единомыслию помешать, должно исчезнуть.

— Я это понимаю, — кивнул Эрбаст. — Я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, Уилар. Хочу заметить, что я нисколько не возражаю против, как вы выразились, «насаждения единомыслия» среди простых, необразованных, людей. У народа должна быть одна религия — простая и всем понятная. Но ведь университет — это совсем другое дело. Если и мы начнем талдычить «Все, что не от Пресветлого Джордайса ересь и ложь», — какой в этом прок? Мы просто потеряем связь с действительностью. И прежде всего от этого пострадает сама джорданитская вера. Каким образом апологет Единого будет вести спор с многобожником из Сармена, если не будет даже знать, во что именно верит этот самый многобожник?