Тишина. Ни души. В коридоре уже выключили основной свет. Уставшая, я шагнула внутрь лифта, нажала на кнопку с цифрой «1», как вдруг услышала властный оклик:

– Эй, придержите кабинку!

Мороз побежал по коже. Этот голос. Я бы узнала его из тысячи других голосов.

Ведь именно этот голос вырезал мне клеймо на сердце.

Услышав ЕГО дьявольский бас в коридоре, я принялась с яростью жать на кнопку, чертыхаясь в уме от того, что двери так медленно реагируют на команду.

В конце концов, створки зашевелились. Но, чья-то нога, облаченная в стильную туфлю, не позволила им закрыться. Большаков всё же ворвался в кабинку и всем своим видом заставил меня отскочить спиной к стене, прижаться лопатками к зеркалу, мысленно закричать.

– А, это ты, Демидова. – Вяло потянул, зевая, будто ему абсолютно не было до меня никакого дела. – Поздно уже, почему до сих пор не дома?

Я молчала, стиснув зубы до хруста. Слышала лишь бешеное биение собственного сердца в груди и обрывки мужского монолога. Дверки лифта со стуком захлопнулись. Свет в кабине прерывисто замигал. Мы медленно начали опускаться вниз. Я не могла ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Одни. С НИМ. Вдвоём. В наглухо закрытой коробке «два на два метра». Как в фильме ужасов. Еще и свет устрашающе мигает.

– Але, ты глухая? Что с тобой происходит? – Уверенный шаг вперёд. Красивое лицо мужчины искажается гневом, уголки пухлых губ дёргаются в раздражении. – Ты специально меня избегаешь? Злишься? Да?? Ааа, ну да. Конечно, злишься, что поигрался и бросил.

– Не разговаривай со мной, я тебя прошу! – с отчаянием закричала, забившись в угол, как маленькая, попавшая в западню мышка, перед прыжком голодного, озверевшего кота. – Держись от меня подальше. Забудь обо мне. Я для тебя теперь невидимка. Считай, что я умерла.

Он расхохотался. Цинично так, с издёвкой. Своим бездушным смехом давая понять, «что ему высоко насрать на то, что я только что сказала», и стал медленно приближаться. Крался. Как хищник.

Взгляд исподлобья. Кулаки хрустят, сжимаются в мощном напряжении.

– Да кто ты такая, чтобы мне указывать?

У меня перехватывает дыхание. Будто пол проваливается под ногами, и я начинаю падать в чёрную неизвестность.

Что он задумал? Бесчувственный подонок.

Ударит?

Снова изнасилует?

А может и то, и другое?

Боже, помоги.

Вот сейчас разве что не хватало поломки лифта. Застрять здесь на сутки и…

Толчок. Сильный, со скрипом.

Я не поняла, что произошло. Не успела вовремя среагировать.

Свет погас, а я полетела в темноту. Ударной волной меня швырнуло в противоположную сторону, в стену. Я приготовилась к боли. Но ловкие руки Кирилла подхватили меня за секунду до встречи с металлической опорой.

– Боже мой! Кирилл! – невольно закричала, цепляясь за его широкие, крепкие плечи, а он лишь сильнее вжал меня в себя.

– Не ушиблась? Всё хорошо? – руками провел по спине, хаотично, нервно и быстро, заскользил вверх, к лицу. Накрыл ладонями щёки. Чувствительную кожу в области скул вмиг ошпарило кипятком.

Отрицательно махнула головой.

Не хорошо!

Не хорошо!

Совсем, бл*ть, нехорошо!

Я одна. В темноте. В сломавшемся лифте.

С омерзительным, бездушным чудовищем.

И у меня… кажется у меня разыгралась чёртова клаустрофобия.

***

Я начала задыхаться. Панически ловила ртом воздух, но не могла насытится кислородом. Тьма. Наглухо закрытое пространство и страх смерти, подобно бетонной плите, с силой давил на виски. Ноги превратились в сплошную вату. Я просто повисла на мужчине безжизненной куклой, захлебываясь в криках, слезах, разрывающей душу панике.

– Мы умрём? Да? Умрём?

Я бредила. Кажется, у меня, началась лихорадка. А всё потому, что моя лучшая подруга погибла в лифте. Это было очень давно. Мне тогда было всего девять лет. Лена жила в старом доме, который должны были как год назад сдать под снос. Я ждала её на улице возле подъезда. Но услышала сильный грохот, а когда забежала внутрь, всё было в пыли. На полу валялись куски бетона. Под одним из них я увидела её… Окровавленную руку.

С тех пор я панически боялась лифтов. Но мой кабинет был расположен на шестнадцатом этаже здания компании. День ото дня, мне приходилось воевать со своими страхами. В конечном счёте, я кое-как привыкла к лифтам. Помогли утешения, что здание компании новое, а тот дом, в котором погибла подруга детства, едва сводил концы с концами.

– Успокойся, Лили. Всё будет хорошо. Ты только дыши. Ладно? – обняв моё, трепыхающееся в агонии тело обеими руками, Кирилл, вместе со мной, осел на полу. Посадил к себе на колени. Одной рукой – обнимал за талию, другой – держал за щеку. И раскачивался. То в одну строну, то в другую. Пытался успокоить.

Страшные воспоминания ржавыми гвоздями втыкались в сознание. Я ничего не соображала. Обиды на Большакова, извечная ненависть… всё отошло на второй план, когда в мыслях вспыхнула картинка окровавленной руки лучшей подруги, торчащей из-под обломков старого дома, крики соседей и этот кошмарный грохот, скрипящего, падающего вниз железа.

Не знаю зачем, но я, дрожащим голосом, начала пересказывать мужчине свою кошмарную историю, родом из детства. Главное не молчать. Когда я говорю, когда чувствую его горячее дыхание, аромат его тела, силу мужских прикосновений на своей коже, мне становится намного легче.

– Тшшш, всё в порядке. Это просто банальный скачок напряжения. Здание новое. Уж мы-то умеем делать технику, не переживай. На лифтах стоит надёжная защита.

Как бы он меня не успокаивал, как бы не утешал, я всё равно сходила с ума от неконтролируемой трясучки и бредила.

– Цветочек, ну-ну… – Поцелуй в макушку, бархатный шёпот плавит корни волос. – Если ты не успокоишься, не перестанешь дрожать и рыдать, мне придётся расслабить тебя самому. – Всхлипываю. А затем осознаю, что сижу на коленях своего босса. На полу. И моя попа трётся о его заметно окаменевший стояк.

Нет. Только не это.

– Лилияяяя… – Потёрся пахом о впадинку между ягодицами, подвигал бёдрами, так настойчиво и неожиданно, что сердце в груди на секунду перестало биться. – Я проголодался. Чёрт. Я хочу тебя, девочка. Какая же ты… восхитительная.

– Нееет… – По щеке покатилась слеза. Я хотела закричать во всю глотку, чтобы он катился к чёрту, но не смогла… Лишь жалобно захрипела. А моё тело, оно вообще отказалось подчиняться мозгу. И это случалось всякий раз, когда Большаков к нему прикасался, как будто у него действительно были все права на мою плоть, как у кукловода, что дёргал свою излюбленную марионетку, за невидимые нити.

Медленно, но настойчиво, миллионер начал расстегивать пуговицы на моей блузке. Я лишь видела перед собой темноту и чувствовала его охрипшее дыхание в затылок. А ещё чувствовала, как его левая рука властно держала меня за талию, а правая, с треском разрывала пуговицы на блузке.