— Да? — откликнулся он. — К завтрашнему вечеру мне нужна новая бытовка. Успеешь?

— Успею, конечно, — ответил собеседник. — А с той что? Вы видели?

— Выгорела полностью. От удара угли из печи разлетелись по всему полу, и огонь перекинулся на все стены разом. Развешенные по стенам спецовки занялись мгновенно, на них же смолы и масла было — хоть выжимай. Хорошо еще, что те, кто там был, успели вовремя проснуться и выскочить. Оказались полуголыми на морозе, и все-таки двое теперь с ожогами в больнице.

— Серьезно обгорели?

— Нет, легкомысленно, — с раздражением фыркнул Влад. Потом все же счел нужным добавить: — Ожоги неглубокие, врач обещал мне, что выпишет обоих самое большее через пару недель. Но сам ведь понимаешь, что эти две недели мужики будут не на Канарах загорать, а в палатах париться.

Поговорив еще немного, Влад дал отбой.

— Несчастный случай? — осторожно поинтересовалась Женька.

— Черта с два, — процедил он в ответ сквозь зубы. — Диверсия на предприятии. Сейчас заедем с тобой в Следственный комитет. Я ненадолго, лишь обговорю там некоторые детали. А потом поедем ко мне, отключим все телефоны и закроем все двери. Хочу сегодня устроить себе выходной, остыть немного, пока не напорол сгоряча глупостей.

Женьке очень хотелось бы узнать хоть какие-то подробности: что за диверсия, на каком из его предприятий? Но она видела, что не стоит его сейчас об этом спрашивать.

Подъехав к зданию Следственного комитета, Влад вышел, оставив Женьку в машине. Она принялась терпеливо ждать, не думая ни о чем, кроме предстоящего времени, которое ей еще дано было провести вдвоем с любимым человеком. Мимо по тротуару проходили люди с набитыми сумками — недалеко отсюда располагался городской рынок. Откинувшись на спинку кресла, Женька рассеянно смотрела на них через дымку тонированного стекла. И вдруг, совершенно неожиданно, вид одной женщины заставил ее встрепенуться. Женька подалась вперед, всматриваясь в приближающуюся фигуру с двумя тяжелыми потертыми матерчатыми сумками. Она почти не изменилась. Только пальто стало более поношенным, да появилось немало седых волос. Ну и еще немного располнела эта женщина, которую Женька узнала с полувзгляда. Ее мать. Женька смотрела, как та приближается, и сердце у нее стучало все быстрее и быстрее. Что это было? Радость встречи? Нет. Если бы Женька хотела увидеться с ней, она давно бы уже съездила по родному адресу. Но у нее никогда не возникало такого желания. Она не верила, что ее там ждут, и никогда не подозревала, что встреча с матерью способна настолько ее взволновать. А сейчас у нее руки дрожали, пока она открывала дверцу машины.

Женька вышла на тротуар как раз в тот момент, когда мать поравнялась с «Тойотой». Уставший взгляд рано постаревшей женщины скользнул по дорогой иномарке, мимо которой она собиралась пройти, и вдруг мать, словно споткнувшись, остановилась.

— Здравствуй, — тихо сказала Женька. Губы так и не сложились, чтобы произнести после приветствия простое слово «мама».

— Здравствуй. — Мать поставила сумки на тротуар. Но лишь для того, чтобы не держать их без надобности, а уж никак не затем, чтобы раскрыть дочери свои материнские объятия. Ее отчужденно-оценивающий взгляд еще раз прошелся по машине, потом по Женькиной одежде, подаренной Владом. И только после этого мать холодно посмотрела дочери в лицо: — Вон ты, значит, как устроилась? Неплохо, неплохо. То-то я и смотрю, не появляешься столько лет. Конечно, что тебе до нас, если ты как сыр в масле катаешься…

— А ты сама-то, мам, хоть раз поинтересовалась, как я живу? — сумев справиться с нахлынувшей обидой, спросила Женька.

— А что интересоваться? Я и так вижу. Шалавиться-то ты с ранних лет выучилась, а это, оказывается, важнее всего. Вон даже и высшего образования не потребовалось. Одета, как в журнале, на машинах раскатываешь. А братья твои в это время на двух работах горбатятся, чтобы концы с концами свести да своего отца, которому ты, между прочим, тоже кое-чем обязана, лекарствами обеспечить. Потому что он в больнице почти полгода пролежал. Но тебя это, конечно, даже не касается.

— Не касается, — согласилась Женька. — Потому что если я ему чем и обязана, так только самыми худшими своими воспоминаниями. Он и вам жизнь испоганил, и у меня отнял все, что только мог. И я очень сомневаюсь в том, что он действительно серьезно болен. Скорее всего, очередной способ выжимания всех соков из окружающих.

— Ну, ты и дрянь! — воскликнула мать, в то время как все ее лицо начало покрываться красными пятнами. — Какая же ты дрянь! И подумать только, что я из-за тебя когда-то с мужем столько скандалов пережила! Ты же мне в свое время чуть было всю личную жизнь не изломала! А ведь он тогда был абсолютно прав, утверждая, что не вырастет из тебя человека.

— Да, мам. — Чувствуя, что бледнеет, Женька все же нашла в себе силы говорить спокойно. — Я дрянь, а ты у нас святая. Вот почему мы с тобой и живем на разных концах города, и видимся раз в несколько лет, да и то случайно.

— Женечка, дорогая! Прости, что заставил тебя столько ждать! — Влад, само раскаяние и предупредительность, подошел к ней, нежно взял за ручку и только что к губам ее не поднес. Несмотря на испытанный от разговора с матерью шок, Женька едва смогла сдержать удивление, но быстро сообразила: он знает, кто ее собеседница, и подыгрывает ей, успев на ходу оценить ситуацию.

— Ничего, милый, — ответила она, с благодарностью сжав его руку.

Больше она ничего не смогла сказать. Под недобрым взглядом все еще стоящей на тротуаре матери Влад помог Женьке сесть в машину. Женька не обернулась, не кивнула матери на прощание, потому что вид ее бледного лица и закушенных губ выдал бы тогда ее истинные чувства, испортив разыгранный Владом маленький спектакль. Какое-то время она держалась еще и в машине. Но когда мать со своими сумками осталась далеко позади, Женька все-таки не выдержала. Губы затряслись, и слезы потоком хлынули из глаз, так что она едва успела закрыть лицо руками.

— Женька, ну-ка, прекращай разводить сырость. — Влад сунул ей свой носовой платок.

— Да… я… извини, — с трудом выговорила Женька, безуспешно пытаясь успокоиться.

— Извиняться тут не за что. Так же, как не из-за чего слезы лить. Наоборот, радоваться должна, что вовремя выбралась из этого сумасшедшего дома. По-хорошему, так и братьям твоим следовало поступить точно так же. А то старший в погоне за деньгами связался с такой компанией, что хорошо бы его в этом году в армию забрали, иначе, не ровен час, в тюрьму угодит. Хотя и в армии такому будет не сахар.

— Господи! — выдохнула Женька, комкая у лица платок. — Ну почему в этой жизни все так? Куда же смотрит бог и он ли вообще правит этим миром?

— Так, теперь еще и в философию ударилась, — проворчал Влад, останавливая машину возле какого-то магазина. — Посиди здесь, я скоро вернусь.

Он ушел, а Женька использовала данную ей передышку на то, чтобы успокоиться, прекрасно осознавая, что Влад заехал сегодня к ней для того, чтобы развлечься и отдохнуть в ее компании, а не для того, чтобы любоваться видом ее слез. Мысль об этом помогла ей справиться с собой. И когда он вернулся, о ее недавних слезах напоминали лишь покрасневшие глаза да смятый носовой платок.