не заметил больше ни одной ловушки. Только тела аколитов, неподвижно лежащих тут и там на каменной тропе. «Нет, некогда об этом думать!» Настасья упала на одно колено, но не оставляла попыток разгромить превосходящего по силе противника своей странной силой.

«Нет, не о ней, думай о ловушках!»

«Разбивайте их, уничтожайте! Быстро!» – скомандовал Илай геммам.

К их чести, никто не стал спорить. В конце концов, каждый из геммов знал – успех операции всегда зависит от слаженности действий. И они принялись дробить, ломать, топтать дерево, глину, неподатливое, но хрупкое олово; размалывать каблуками ивовые плетенки и гнуть медь. Из ловушек стали вырываться и взмывать в небо призраки с длинными хищными руками. В одно мгновение надежды Илая чуть не рухнули – твари вот-вот вернутся к своему Хозяину, и тогда им всем точно настанет конец.

Словно почуяв их приближение, гигантский скелет задрал безглазую, безносую башку и разинул зубастую пасть. Одновременно с рыком в его глотке медленно начал разгораться огонь для новой волны испепеляющего дыхания.

– Это… конец? – Норма с шелестящим вздохом упала на колени, ее руки безвольно повисли вдоль тела. Диана порывисто обхватила сестру за плечи и уткнулась той носом в шею, что-то бормоча.

Лес хлестал Октава по щекам, то ли вымещая на нем отчаяние, то ли пытаясь привести в чувство:

– Да сделай ты хоть что-нибудь, инквизитор хренов!

«Нет, не он», – усмехнулся своим мыслям Илай и шагнул к аструму.

– ЗОВИ ИХ! – приказал он, глядя мистерику в побелевшие от ужаса глаза. – ЗОВИ, КАК ЗВАЛ ДО ЭТОГО!

– Сила, приди? – неуверенно пробормотал тот.

Костяной монстр еще готовил атаку, но он вот-вот обратит их всех в пепел.

– Громче, – прошипел Илай, стискивая кулаки в перчатках. – Кричи что есть сил! Ты же хотел этого?!

И аструм закричал. Без слов, просто на выдохе, истошно, обращая свой зов к ночному небу, в котором кружил рой призраков. Будто услышав, они замедлили свой центробежный полет и стали стягиваться воронкой книзу, в ущелье.

Но не к своему гигантскому повелителю, а к нему – к тощему и плешивому маячнику с крючковатым носом, украшенным пуговичной бородавкой. Вытянувшись в струю, наподобие песочной в часах, духи вливались в распахнутый рот аструма, наполняя его, но отчего-то не разрывая в клочья, будто становились его частью. Глаза мистерика засветились той же потусторонней зеленью, что и у костяного монстра. Илай отступил на шаг именно в тот момент, когда мужик снова начал подниматься в воздух, не прекращая при этом поглощать мощь духов.

В какой-то момент он сам засветился, и его тело, мерно поднимавшееся ввысь, стало терять четкость очертаний, превращаясь в один сплошной световой столб. Но Илай знал – чудак и незадачливый ученый Иммануил где-то внутри, он еще существует, и он единственный способен на удар.

С последней надеждой и крупицей сил Илай поднял руки и разумом потянулся к разуму мистерика:

«Иммануил, вы слышите меня? Отзовитесь!»

Что, если неслышный голос не работает с мистериками? Что, если он слишком сосредоточен на себе, чтобы уловить обращение к нему Илая? Что, если его разум уже порабощен призраками?

Аструм не отвечал. Илай зажмурился. Он не имеет права оплошать! Секунды стучали медленнее его сердца.

«Иммануил, вы же гений! – взмолился Илай. – Вы непобедимы, как и предрекали звезды! Вы все верно просчитали! ТАК БЕЙТЕ!»

Тягучий, вязкий миг безмолвия, безветрия в ураганной ночи. Протяжный скрип костяной махины, наводящейся на них, будто смертоносная баллиста.

И грянул свет. Не лучи, отраженные золотыми крыльями серафима, не пламя термала, не белый огонь с ладоней капурны – то был ослепительный свет сотни звезд, обрушенный на землю. Илай беззвучно закричал и прижал ладони к глазам, чтобы хоть как-то защититься от этого свирепого сияния. Весь мир будто стал чистым и безжизненным.

Он не мог сказать, сколько это длилось и когда прекратилось. Возможно, когда под веки вернулась привычная мгла. Выждав еще пару секунд, Илай рискнул отнять руки от лица и с трудом проморгался.

Первым он увидел Иммануила, лежащего плашмя на гладком камне. И, химера его побери, опять совершенно голого – сила, видать, испепелила всю его одежду. Все же ученый оказался прав. Отметив, что впалая грудь мистерика мерно вздымается и опускается, Илай обвел взглядом тропу ущелья.

Монстра нигде не было, только разлетались во все стороны крохотные белые искры, больше похожие на хлопья блестящего в свете фонарей снегопада. Они витками летели вверх и таяли.

Норма, Диана и Лес медленно приблизились к Илаю и обняли его со всех сторон. Щекой Янтарь ощутил чью-то горячую слезу, но не разобрал, чью именно. Он чувствовал себя слишком невесомым, чтобы о таком задумываться.

К тому же он, казалось, слегка оглох – звуки доносились до него как через перину и тонули в назойливом перезвоне. Оставалось надеяться, что это временно.

Илай отстраненно наблюдал, как поднимаются с камней потрепанные неравной битвой аколиты, как заворачивают в какой-то плащ многострадального Иммануила; как Норма прячет в карман мундира безнадежно разбитые окуляры Дианы, поддерживая заметно побледневшую сестру под локоть – та даже не могла стоять ровно, а голова моталась на шее, как у тряпичной куклы.

Неровным строем они вернулись в Мухонку. Геммам уже было плевать на разрытые могилы, на непогребенные тела – им хотелось только спать.

А до настоящего рассвета еще часы и часы.

– Сожалею, но это неизбежно. Для его же безопасности.

– Понимаю, Октав, – вздохнула Настасья Фетисовна, складывая все же руки на груди в несогласном жесте. – Вы в своем правовом поле.

Турмалин сдержанно кивнул. Картину непоколебимого достоинства несколько портили щеки, все еще смутно красные от душевных оплеух Лестера. Норма пообещала себе сохранить этот образ в памяти, когда новоявленный агент Инквизиции снова возьмется ее изводить. Это и словечки вроде «когнитивная слабость».

Илай о чем-то переговаривался с аколитами, которые помогали накладывать компресс на лоб Дианы. Той так и не стало лучше, но причиной была вовсе не ссадина от удара о камень, а разбитые вдребезги окуляры – так младшая лишилась последней защиты от обостренного восприятия, и весь мир словно набросился на нее, терзая образами, запахами, звуками каждый ее нерв. Сестренка глухо стонала. Глаза ей завязали черной плотной тканью от униформы кого-то из капурнов, чтобы она не измучилась до смерти.

Норма вцепилась себе ногтями в локти, чтобы унять дрожь. Сейчас они закончат последнее дело и помчатся в столицу – Диане смогут помочь только там.

Октав тем временем приблизился к ссутуленному Иммануилу и склонился над ним. В его глазнице снова мерцал артефактный монокль.