доказав Петру Архипычу, что они все еще его бойцы, геммы решились вернуться с просьбой о разрешительной грамоте на обыск особняка. Ящик с выжженными символами, захваченный со свалки, все же пригодился.

Поворчав для проформы: «Да где это видано, оставьте вы уже этих ящериц в покое!», «Нету у меня высоких распоряжений по „Погремушке“! Нету, слышите?» и, конечно: «Опять вас к этому Колесу проклятущему тянет, будто медом намазано! Я лично вам за-пре-ща-ю!» – он все же подписал нужную бумагу, плеснул сургучом и поставил оттиск печати.

И вот момент настал – Илай, Лес, Норма и Диана стояли перед особняком Адель, изукрашенным завитками лепнины и фигурными карнизами, дружно запрокинув головы. Долго любоваться было не с руки – а ну как их увидят из окна и подозреваемые сбегут через какую-нибудь заднюю дверь или тайный ход? Впрочем, обновленная, посвежевшая, а заодно и сильно присмиревшая Диана мигом их выследит, где бы они ни скрывались. Теперь-то успех у них в кармане!

Илай победно сжал кулак и постучал в резную дверь. Разумеется, ему никто не ответил ни с первого, ни со второго раза, ни даже когда он гаркнул: «Сыск Вотры! Откройте!»

Янтарь вопросительно посмотрел на Малахит, а та пожала плечами:

– Внутри кто-то есть, копошатся, через заднюю дверь никто не выходил. Я бы услышала.

– Значит, настало время плана Б! – Илай потер руки.

На деле ему даже больше хотелось ворваться в логово злодейки через окно, возможно даже, выбив каблуком ботфорта стекло, чем чинно заходить в парадные двери, помахивая документами, подтверждающими его полномочия. Поэтому он быстро прикрепил на место шпор горняцкие когти и принялся карабкаться наверх.

По плану Б Норма оставалась у дверей, Лес курсировал вокруг, выискивая тайные ходы и пресекая возможные попытки к бегству, а Диана ждала возможности войти в дом и заняться, наконец, настоящим обыском.

Илай взбирался, едва ли не насвистывая от охватившего его предвкушения. Вот это будет потеха! Вопли, крики! Эффекта неожиданности уже не получится, но это не страшно. Илай повис на карнизе второго этажа, держась одной рукой, и задумался: а вдруг он застанет саму Адель? В будуаре.

Фантазия тут же нарисовала картинку: рыжая красавица стоит спиной к окну в нижних юбках, расшнуровывая корсет. Чем же еще ей заниматься? И тут героически появляется он, Илай. «Ни с места, вы арестованы!» А она обернется, прикрыв руками пышную грудь, и непременно ахнет: «Господин полицейский! Вы поймали меня с поличным! – А потом улыбнется, зарумянившись: – Что я могу для вас сделать?» И тут же сдастся. Может, даже в обморок упадет.

Илай тряхнул головой, отгоняя наваждение, и продолжил взбираться. Но оно, как назло, оказалось приставучим, что твой репей, и норовило встать перед глазами, как какой-то морок. Янтарь ухмыльнулся. А ведь и правда, было бы здорово! Так, что не стыдно и в «Пень-колоде» похвастаться.

Осмотр нижних окон ничего не дал, да и не было смысла пробираться через них – входить надобно через верхнее и гнать подозреваемых вниз, туда, где ждал остальной отряд. Наконец он добрался до третьего этажа – именно там призывно пламенел бархатными шторами предполагаемый будуар.

Встав квадратными носками ботфорт на узкий парапет, Илай стал пробираться вбок. Шаг, еще один и еще… Наконец он оказался у створок и аккуратно заглянул внутрь. Окно, как будто специально для него, оказалось не законопачено и будто бы даже приоткрыто. «Значит, наша шлеменка любит свежий воздух», – решил Илай. Внутри мелькала чья-то невысокая тень. Присмотревшись, он увидел очертания взбитой женской прически.

– Вот ты и попалась! – мурлыкнул себе под нос Илай, аккуратно подцепил фрамугу, потянул на себя…

Створки поддались.

Илай подвинулся еще правее, чтобы поставить колено на подоконник и потом уже оттолкнуться от него – все знают, что в восхождении ноги важнее рук. Ему удалось проделать этот трюк, и он уже подался вперед, чтобы перенести вес, как тут снизу, из-под подоконника со стороны комнаты, перед его лицом возникла мерзкая харя кобольда! Нечистый был в мелко завитом блондинистом женском парике, а в остальном выглядел так же отвратно, как и при первой встрече с их братией. В его зубах красовалась вонючая трубка с тлеющим торфом.

– Ты! – не удержавшись, рявкнул гемм.

– Н-на! – ответил кобольд и со всей дури саданул его кулаком между глаз.

Фасад особняка и небо поменялись местами, и Илай полетел вниз спиной с высоты третьего этажа.

«Вот и все, – успел подумать он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Прощай, прекрасный мир».

Но уже через мгновение земля встретила его не убийственной брусчаткой, об которую он непременно размозжил бы голову, а упругой мягкостью и затхлой вонью. Закашлявшись, Илай подтянул колени к груди, пытаясь понять, что за сухая трава его окружает и как она здесь очутилась. И главное – почему никто из геммов не кричит и не бежит к нему на помощь?!

И тут над ним возникло новое, вернее, уже знакомое лицо.

– Что, служивый, отдыхаем среди бела дня? Ай-яй-яй, и не стыдно? – сказал Макар Клюков, Атаман кобольдов, и осуждающе прищелкнул языком.

– Да вы не стесняйтесь, за все уплочено, – хохотнул Макар, глядя на примороженных, зажавшихся геммов. – Эй, человек! Икру на маленьком хлебе тащи! Нет, давай сразу на большом и севрюжью! И вина побольше.

«Госпожа Селедка» была заведением совершенно иного толка, нежели «Пень-колода» или даже «Поющий осел» – воздух здесь пах роскошью: льняными салфетками, пастой для чистки серебра, неслыханными адашайскими специями. Половые в расшитых кушаках и замшевых сапогах с загнутыми носами скользили, точно призраки с блестящими подносами, и угодливо склонялись над каждым столом ресторации, а с гостями говорили сладчайшим шепотом, будто сообщая сердечные тайны.

Норма повела плечами. Ей было неуютно, будто ей уже дали взятку, а она ведь не брала!

Когда Макар явился перед ними во всей красе и заявил, что ему есть что сообщить полезного для следствия, а следом, считай, через миг сверзился в телегу с сеном Илай, они попросту растерялись и пошли за грабителем княжеских кровей, как телята на убой.

Атаман кобольдов преобразился, но не так, как того можно было ожидать от предполагаемого члена одной из самых благородных семей Паустаклавы. На нем был камзол в фамильных оттенках пурпурного и черного, из-под которого виднелась белая блуза с оборками, а поверх он набросил длиннейшую соболью шубу, что почти волочилась за ним по земле. Каждая деталь его туалета смотрелась так, будто он обнес чей-то гардероб и оделся во все, что смог уволочь. Камзол был расстегнут, бриджи удерживались на бедрах совершенно разбойничьим