Я поехала домой, нуждаясь в паре часов одиночества за своими стенами, чтобы дать волю чувствам. Потом я бы навестила дедушку и приготовила ему ужин.

Вот только времени на одиночество в моем будущем не было.

Пикап Гриффина был припаркован перед моим домом. Как только я въехала на подъездную дорожку, он вышел со стороны водителя и промаршировал к моему крыльцу. Даже с закрытыми дверями я слышала топот его ботинок по тротуару.

Я втянула в себя воздух, не собираясь тратить силы для этой борьбы. Прошлой ночью в больнице я почти не спала — не только из-за жесткого больничного кресла, но и потому, что мучительно думала, как сказать Гриффину, что привожу Бриггса на допрос.

Не говоря ни слова, я присоединилась к нему на крыльце, вставила ключ в замок и вошла внутрь.

Он последовал за мной в гостиную, от его груди исходили волны ярости.

Я бросила сумочку на пол рядом с туфлями, а затем повернулась лицом к Гриффу, готовая покончить с этим спором.

Скорее всего, он будет последним. Это был конец.

Позже вечером, когда я буду одна в своей постели, я буду оплакивать потерю Гриффина. Моего сурового ковбоя, который так много нес на своих широких плечах. Я буду скучать по нему. Я буду плакать о том, чем мы могли бы быть. Наверное, больше, чем я плакала по Скайлеру.

Даже в ярости Грифф был красив. Его точеная челюсть была стиснута. Глаза, спрятанные под бейсболкой, которую я так любила, были ледяными.

— Ты говорила с Бриггсом. — Это было обвинение, а не утверждение.

— Да.

— Мама и папа позвонили своему адвокату. Он должен присутствовать при любых других твоих разговорах с моим дядей.

— Это конечно хорошо, но Бриггс мог бы попросить, чтобы адвокат присутствовал сегодня.

Грифф смотрел на стену, его челюсть сжималась, а ноздри раздувались.

— Это уже разошлось по всему городу. Я заходил в кофейню. Лайла сказала, что ее уже раз пять спрашивали, почему сегодня арестовали Бриггса. Так что теперь моя семья отвечает на телефонные звонки, вынужденная объяснять всем, что дядю не арестовывали, и это была обычная встреча.

Проклятый офицер Смит. Он был единственным, кто видел, как я проводила Бриггса в свой кабинет. Даже Дженис не было рядом, у нее был перерыв на обед. Смит, этот мудак, завтра утром первым делом получит урок конфиденциальности.

— Мне жаль. Я старалась быть осмотрительной.

— Осмотрительным был бы этот разговор где угодно, только не в полицейском участке. Осмотрительнее было бы сначала сказать мне.

— Я и сказала тебе первому, — прошипела я, делая шаг вперед, чтобы ткнуть пальцем ему в грудь. — Я пришла к тебе сегодня утром. Неужели ты думаешь, что я хочу выставить Бриггса дураком?

Он не ответил.

— Я расцениваю это как «да».

— Я знаю, как устроен этот город. Здесь много сплетен.

— То, что ты объяснял мне много раз. Именно поэтому единственным человеком в участке был офицер Смит. Я допрашивала Бриггса в своем кабинете при закрытой двери. Никто не присутствовал. Я записала беседу. Я и только я. Но у меня есть работа.

— Работа.

— Да, работа. — Я вскинула руки. — Ты знаешь, сколько правил я нарушила, рассказав тебе первому? Если бы кто-нибудь узнал, мое расследование было бы под угрозой.

— Какое расследование? Что, по-твоему, ты собираешься найти? Эти девушки покончили с собой, Уинн. Это чертовски печально. Это чертовски ужасно. Но это, блядь, правда. Это было самоубийство.

— А что, если нет? — Мой голос отскочил от стен. — Что, если это было не так, Грифф?

— Ты думаешь, мой дядя убил их?

— Нет, не думаю, — призналась я. Ему. Себе. — Это не значит, что я могу игнорировать вопросы. А что если? Что, если бы это была твоя сестра, которую ты нашел на Хребте Индиго? Что, если бы это была Лайла, Элоиза или Талия? Я не могу жить с этими «что если». Не тогда, когда у меня может быть сила, чтобы стереть их.

Он с шумом выпустил воздух из легких.

— Я не осуждаю тебя за вопросы. Только за манеру.

— Я могу быть полицейским для всех в Куинси, но не для тебя. И если бы ты действительно сделал шаг назад, перестал вести себя как упрямый мул и вспомнил, что я больше, чем просто женщина, делящая с тобой постель, ты бы понял, что то, что ты от меня требуешь, невозможно. Я не такая, Гриффин. Я не такая, какой ты хотел бы меня видеть.

— Я не…

— Ты такой. — Я вздохнула. — Ты такой.

Он застыл. Сердце билось.

В любую минуту он мог выйти за дверь и исчезнуть из моей жизни. Уже было больно терять его. Боже, как больно.

Но он не оставил меня. Его плечи обмякли, и он сорвал с себя бейсболку, отправив ее в полет по комнате. Затем он провел рукой по своим темным волосам.

— Ты права.

Облегчение было таким глубоким, что я рассмеялась.

— Я знаю.

Он положил кулаки на бедра.

— Я в бешенстве.

— Смирись с этим.

— Смирюсь. — Рука Гриффа обхватила мои плечи, и он притянул меня к своей груди. — Прости.

Возможно, мне следовало бы бороться за нечто большее, чем односложное извинение, но после двух секунд прижавшись к его теплому, сильному телу, я оставила все как есть. После дедушки и его сердечного приступа, двух бессонных ночей и разговора с Бриггсом у меня не было сил спорить с Гриффином. Поэтому я обвила руками его узкую талию, прижалась щекой к его сердцу и просто… дышала.

— Ты запутала меня, женщина. Так, блядь, запутала.

— Хочешь отдохнем друг от друга? Расстанемся?

Он отстранился, и его руки переместились к моему лицу, его пальцы провели по волосам у моих висков.

— Я не думаю, что смогу бросить тебя, даже если попытаюсь.

— Даже если мы ссоримся?

— Особенно когда мы ссоримся.

Это не было признанием в любви. Это не было пожизненным обязательством. Но это заявление так тронуло меня, что слезы залили мои глаза.

Мои родители часто ссорились. Мама называла это обычными ссорами.

В старших классах, когда родители всех моих друзей разводились, я переживала и убеждала себя, что мои родители тоже разведутся. Однажды вечером я услышала, как они о чем-то спорили. Детали со временем поблекли, но, когда мама нашла меня в моей комнате позже той ночью, плачущую, она села ко мне на кровать и пообещала, что этот спор был обычной ссорой.

Она сказала мне, что однажды, она надеется, я найду мужчину, который будет бороться со мной.