Если только он не лгал.

Бумажник якобы был у него несколько дней. Он слышал о смерти Лили Грин. Почему он сразу не принес его?

— Вы заглядывали в бумажник? — спросила я.

— Нет, я… Я собирался. Потом я вроде как забыл об этом. — Он потер затылок. — После пожара.

— Сумочка в хорошем состоянии. — Я указала на неё. — Не похоже, что она долго пролежала на улице.

— Скорее всего, нет. Такая кожа испортилась бы под весенним ливнем.

Либо она была у него дольше, чем он утверждал. Либо кто-то положил эту сумочку на гору вместе с кошельком. Да, и то, и другое могло принадлежать Лили. Но даже в этом случае она умерла в начале прошлого месяца. После ее смерти прошли дожди. Сумочка и кошелек должны были быть в худшем состоянии, если они находились на улице с июня.

Был шанс, что их укрыли от непогоды, может быть, в тени под деревом. Предположим, что кошелек принадлежал Лили. Предположим, что она пошла не по той тропе. Предположим, что она выбросила сумочку и кошелек в сторону, прежде чем отправиться к обрыву.

Слишком много предположений.

— Вы не видели никого, кто бы в последнее время гулял в этом районе?

Бриггс покачал головой.

— Это частная собственность. Единственный человек, который регулярно туда ходит, это я.

— Вы уверены?

Он посмотрел мне в глаза, и в его взгляде появилось понимание.

Если бы были доказательства чего-то зловещего, он был бы моим главным подозреваемым. У него были средства. Возможность. Не хватало только одного надежного элемента — ключевого элемента — мотива.

Нарушение границы было слабым, но возможным вариантом. Может, он увидел кого-то на своем ранчо и впал в ярость.

Это было тонко.

Я ненавидела тонкости. Обычно это означало, что я что-то упускаю.

Беспокойный шум в моей голове начинал кричать так громко, что хотелось заткнуть уши.

Что, черт возьми, происходит? Если Лили действительно совершила самоубийство, кто-то мог быть с ней той ночью. У нее был секс с кем-то.

Бриггс?

Это объяснило бы, почему никто из ее подруг не заметил у нее парня. Может быть, она тайком ездила в горы, чтобы закрутить роман с мужчиной намного старше ее.

Может быть…

Было слишком много вариантов. Но если у него были ее сапоги, то понятно, почему ее ноги не были разодраны. Она была в них до тех пор, пока… что? Он толкнул ее? Он бросил ее через край?

— Вы можете сказать мне, где вы были в ночь на первое июня? — спросила я, ненавидя то, как опустились его плечи.

— Дома.

— Один?

— Насколько я помню.

— Вы что-нибудь делали? Читали? Писали смс? Смотрели кино?

Он встретился с моими глазами, и в его лице было столько смущения, что мое сердце сжалось.

— Я не так много делаю в эти дни. Я… Я уверен, что был дома. Но я не помню точно, что я делал.

— Справедливо. — Я грустно улыбнулась ему. — Трудно вспомнить конкретные вещи, которые были так давно.

Он опустил взгляд на свои колени.

Именно из-за его отношений с Гриффином мне было больно за Бриггса. Именно поэтому мы находились в моем кабинете, а не в комнате для допросов с другим офицером в качестве свидетелей.

— Это вся информация, которая мне нужна на данный момент. — Я остановила запись и убрала диктофон, затем взяла ключи. — Теперь я отвезу вас домой.

Он встал, не говоря ни слова, и последовал за мной из офиса на парковку.

В кабинете не было ни одного офицера, только офицер Смит стоял у двери. Я специально выбрала этот час, не желая, чтобы была публика, когда я приведу Бриггса.

Поездка в хижину была разительным контрастом с нашей поездкой в город. Бриггс держал руки на коленях, словно на его запястьях были застегнуты невидимые наручники.

Когда я остановилась перед его домом, он потянулся к двери, но замешкался и посмотрел на меня впервые с тех пор, как мы покинули станцию.

— Я не думаю, что причинил вред тем девушкам.

Неуверенность в его словах била ножом по сердцу.

Мне нечего было сказать, когда он выскочил из машины и скрылся в своем доме.

Я долго смотрела на закрытую дверь хижины.

Никогда не знаешь, что происходит в стенах дома, если не живешь там. Но в случае с Бриггсом я могла предположить, что он жил — предпочитал жить — простую жизнь.

В этом он был похож на своего племянника.

Желание броситься к Гриффину, чтобы он обнял меня и прогнал это больное чувство, было настолько сильным, что, когда я ехала в город, мне приходилось держать обе руки на руле, чтобы не сбиться с курса.

Он был зол. Я была зла.

Сегодня в его объятиях не будет утешения.

Когда я вернулась, на станции все еще было тихо. Я села за свой стол и прокрутила запись разговора с Бриггсом. Затем я приступила к работе.

Сумочку и бумажник забрали, чтобы снять отпечатки пальцев. Даже при наличии записи я сделала заметки о том, как именно произошла моя беседа с Бриггсом и как я нашла эти вещи в его доме. Затем я отправилась навестить Мелину Грин на работе.

Когда я приехала в дом престарелых, Мелина была на посту медсестер и улыбалась, болтая с коллегой. Ее улыбка спала, когда она заметила меня. Мелина быстро оправилась, помахала рукой, когда я подошла, но ущерб моим чувствам был нанесен.

Я навсегда останусь лицом худшего дня в ее жизни.

Это было мое бремя.

Она вставала на ноги, а я была нежелательным напоминанием о ее боли. Со временем появятся и другие, подобные Мелине. Другие, которые будут вздрагивать, когда увидят меня в ресторане. Другие повернут в противоположную сторону, когда заметят меня, идущую по тротуару.

— Привет, Мелина. Извините, что беспокою вас. Можете уделить мне пять минут?

— Конечно.

Я не стала утруждать себя светской беседой, отозвала ее в сторону и показала ей видеозапись с сумочкой. Она не узнала ее и заверила меня, что если бы Лили и купила ее, то она была такой дочерью, которая с удовольствием продемонстрировала бы ее своей матери.

Прощаясь с Мелиной, я увидела, что в ее глазах блестели слезы.

Когда я вышла из дома престарелых, было уже за полдень. В участке мне предстояла бумажная работа. Меня ждали отчеты, которые я должна была просмотреть. Начинался процесс составления бюджета города на следующий календарный год, и мне нужно было разобраться с финансовыми данными, которые подготовила Дженис.

Но я не