— Ты подаешь еду для НЕГО?

— Да.

Лесарт вынул из потайного кармана округлый металлический футляр, в таких обычно хранились письма, и передал со словами:

— Это должно попасть ЕМУ в руки.

Главный повар кивнул и тут же забрал футляр, ловко пряча его в складках одежды. Передав что хотел, Лесарт выдохнул с облегчением и сказал:

— Утром подашь моему молодому господину простоквашу, рисовый отвар и огуречный рассол.

Повар воззрился на него в удивлении, а Лесарт многозначительно шевельнул бровями.

— Он сегодня ужинает, — и показал на потолок, намекая на властителя. — Сам понимаешь, его постараются подпоить. Объестся непривычной пищи, живот расстроится, голова с утра разболится…

Повар сдержанно фыркнул, пряча улыбку, и проговорил:

— Все будет исполнено в точности, господин, можете не сомневаться.

Человек, которого он уже не чаял когда-либо увидеть, ушел, закрыв за собой дверь. Главный повар опустился на скамью, брови его хмурились, а рука сжимала спрятанное под одеждой тайное послание.

То, что брат властителя жив, ему было известно от матери, как и то, что Лесарт отказался от мести и просто ушел. Он не пытался его судить, у каждого свой путь в жизни. Неожиданным оказалось, что Лесарт захотел передать послание племяннику. Главный повар помнил царевича Зэйна, когда тот был еще обычным ребенком.

Что можно написать чудовищу, заточенному в Лабиринте? Почему сейчас? Много вопросов. Впрочем, это не его дело, ему надо передать послание.

Задача простая и, вместе с тем, крайне трудно выполнимая.

Когда они добрались «домой», Геста все-таки настояла в первую очередь заняться лечением. Зэйн пытался отмахнуться, но она сказала просто:

— Я не смогу. Если тебе больно, мне еще больнее.

И он сдался.

— Да, моя владычица, — проговорил, с усмешкой. — Хорошо.

Владычица…

Молнией мелькнуло из прошлого. Она в келье Лесарта.

«Овладев страхом других, станешь владычицей»

Геста вздрогнула, отгоняя странную мысль, что наставник мог все это предвидеть. Осмотрела руку, кончики пальцев у ногтей были сожжены до черноты.

— Зэйн, — у нее навернулись слезы. — Почему так?

— Магия. Она не пускает меня за периметр. Но это не страшно, скоро заживет.

— Конечно, заживет! — сердито засопела девушка. — Обращайся, Зэйн. Ожоги были получены в той форме, так и будем лечить.

Он завороженно смотрел, как с ее рук текло на него золотое сияние, и ожоги исчезали, словно их и не было. Зэйн не мог оторвать взгляда от ее сосредоточенно сведенных бровок. Геста все спрашивала, не больно ли ему. Да даже если бы его сейчас резали, он бы все равно не почувствовал.

Наконец она закончила, тщательно проверив каждый коготь.

— Ну вот, — пробормотала, поднимая на него взгляд и отчаянно краснея. — Теперь я могу исполнить… Но ты обещал не смеяться!

На миг Зэйн онемел, в груди случился сладкий спазм. Сам не заметил, как обернулся человеком и выдавил:

— Пойдем… в спальню. Там покажешь.

Глядел, задыхаясь, как у нее глаза зажглись внезапным пониманием и предвкушением чуда. За руку брал, едва касаясь, сдерживая себя из последних сил.

— Ты забирайся на кровать и пока не смотри, ладно? Закрой глаза…

Чтобы свести его с ума, достаточно было всего лишь шороха одежды. И снова мед запылал в крови. Хорошим танцам обучают девушек в Белоре.

С царского ужина царевич Солгар возвращался в сопровождении каких-то придворных, имена которых он помнил довольно смутно. А эти люди, как назло, все время что-то говорили. И тогда он вразумительно мычал в ответ:

— Угу, передайте властителю мою… мое… восхищение. Ужин бы…л великолепен.

Его покачивало и штормило, а в голове, словно муха в киселе, плавала мысль.

Зачем, спрашивается, он так напился… фуууу… И наелся этой острой пищи… Во рту теперь факельное шествие…

Но тут навстречу этой мысли медленно выплыла другая. Пришлось напрячься и услышать.

Что? Наложниц? Властитель распорядился?

— Нет, — категорически возразил Солгар, частично протрезвев и размахивая перед носом руками. — Предайте мою сс-с-сугубую благодарность. Но у меня э… обет.

Только наложниц ему не хватало. Он и так насмотрелся сегодня на полуголых девиц, извивавшихся в сладострастных танцах. Было в этом во всем что-то отталкивающее и ущербное, словно это не женщины, а вещи. И им все равно, кого ублажать, что прикажут, то они и будут делать.

Он еще не дожил до того, чтобы его надо было ублажать по приказу. Брррррр…

Поэтому нет. Увольте, никаких наложниц.

В конце концов, в сотый раз выразив свое назойливое участие гостю, провожатые таки довели его до двери и оставили в покое. А Солгар, важно покачиваясь из стороны в сторону вплыл в заботливые руки слуги — Лесарта. Еще сколько-то шагов, и он плавно повалился на кровать.

— Ну, как прошел вечер? — ехидно осведомился Лесарт, помогая царевичу выпутаться из рукавов.

— Отлично… — выдохнул тот.

Лесарт поморщился, в царевича, похоже, влили столько разных крепких напитков, что ему впору пламя изрыгать. С рассолом он не ошибся. И усмехнулся про себя, интересно, пригодится ли завтра рисовый отвар?

Но тут царевич, не открывая глаз, прошептал, прерываясь, чтобы выдохнуть очередную порцию адского выхлопа:

— Вы были правы насчет вашего брата… Но я кое-что заметил. Завтра… если вы не возражаете… обсудим завтра.

И мгновенно уснул. А Лесарт еще на которое время смотрел на него с отеческим восхищением. Он действительно не ошибся с учеником!

Ужин прошел не совсем так, как рассчитывал властитель. Нет, конечно, все было идеально, но осадок. Осадок остался, и Гелсарт не мог отделаться от неприятной мысли, что проиграл в словесном поединке какому-то сопливому мальчишке из Белора. Не смог вытрясти из юнца тайные мысли, увидеть движения его души.

Этот царевич Солгар был словно запаян со всех сторон в какой-то гладкий кокон. Выражаясь фигурально, зубы некуда вонзить — соскальзывают. Гелсарт видел, что мальчишка непривычен пить и специально подводил все к тому, чтобы его развезло от обилия выпивки, острой пищи и манящих женских тел вокруг. Чтобы он получил удовольствие, расслабился и развязал язык.

Выяснил он только одно — женские тела интересуют юнца в основном с точки зрения эстетического удовольствия, и то, ненадолго. Потом он снова отворачивался и таращился на него осоловелыми глазами, но нить разговора не терял.