– Вместе с виртуальным линчеванием приходит посягательство на поведение. Сама жизнь меняется.

– Это точно, – сказал я. – Линдси Стоун целый год чувствовала себя слишком «запятнанной» даже для похода в караоке.

А караоке – это то, чем ты занимаешься в одиночку, в помещении, полном друзей.

– Это не какая-то необычная реакция, – сказал Майкл. – Люди меняют телефонные номера. Перестают выходить из дома. Начинают заниматься с психотерапевтом. У них все признаки ПТСР. Это как жить при Штази. Мы формируем культуру, в которой людям кажется, что за ними постоянно следят, где люди боятся быть собой.

– Как АНБ[57], – добавил я.

– Куда страшнее, чем АНБ, – сказал Майкл. – АНБ ищет террористов. Им не доставляет никакого психосексуального удовольствия позлорадствовать над тобой.

Я долго думал, как расценивать аналогию Майкла со Штази. Есть такая старая шутка в Интернете, что как только ты приравниваешь что-то к деяниям нацистов, тут же проигрываешь спор. Возможно, то же самое относилось и к Штази – тайной полиции ГДР времен холодной войны. В конце концов, они прокрадывались в дома подозреваемых врагов народа и опрыскивали их во сне радиоактивными веществами; идея заключалась в том, чтобы использовать радиацию вместо отслеживающего устройства. Агенты Штази неотступно следовали за этими людьми в толпе, направляя на них счетчик Гейгера. Многие из тех, кого считали врагами государства, резко умирали от рака во времена существования Штази.

Но Штази не просто несла с собой физический ужас. Главной задачей организации было создать самую крупномасштабную разведывательную сеть за всю мировую историю. Изучение этого аспекта выглядело не так уж и неразумно – в том плане, что это могло подсказать нам что-то о работе нашей собственной разведывательной сети в социальных сетях.

В своей культовой книге «Штазиленд»[58] Анна Фундер берет интервью у женщины по имени Джулия, которую однажды вызвали на допрос. Штази перехватила любовные письма, которые она и ее молодой человек с Запада писали друг другу. Они сидели за столом офицера в комнате для допросов.

Джулия сказала Анне Фундер, что тот инцидент ее «определенно травмировал психологически» – то, как офицер читал ее письма, сидя перед ней, вставляя свои комментарии. «Возможно, именно поэтому я так резко реагирую, когда мужчины пытаются со мной знакомиться. Я ощущаю их как очередное возможное вторжение в мое личное пространство».

Анна Фундер написала «Штазиленд» в 2003 году – через четырнадцать лет после закрытия Штази и за три года до появления Твиттера. Конечно, ни один озабоченный или выступающий за цензуру бюрократ не перехватывал сокровенные мысли Жюстин Сакко. Жюстин сама их твитнула, находясь под ложным впечатлением – тем самым, под которым до недавнего времени находился и я, – что Твиттер – безопасное пространство, в котором можно делиться с незнакомцами правдой о себе. Идея с правдивостью проявила себя как провалившийся идеалистичный эксперимент.

Анна Фундер также нанесла визит экс-офицеру Штази, в чьи обязанности входила вербовка информаторов. Она хотела узнать, как – учитывая, что платили информаторам мало, нагрузка была невероятная, все больше и больше действий маркировалось как «вражеская деятельность» – ему удавалось убедить людей присоединиться.

«В большинстве своем люди сразу соглашались», – сказал он ей.

«Почему?»

«Некоторые работали за идею, – ответил он. – но я думаю, основной причиной становилось то, что информаторы ощущали себя значимыми, понимаете? Каждую неделю кто-то слушал их в течение нескольких часов, делая пометки. Они чувствовали, словно этим одерживают верх над другими людьми».

Меня поразило, как снисходительно сотрудник Штази рассуждает о своих информаторах. И сказать такое о пользователях Твиттера тоже было бы снисходительно. Соцсети дают право голоса людям, чьи голоса обычно заглушаются, его эгалитаризм – его величайшее качество. Но меня ошарашил отчет, найденный Анной Фундер; его автором был психолог Штази, чье задание было попытаться понять, почему организации удается привлекать такое количество заинтересованных информаторов. Вот его вывод: «Это стремление убедиться, что твой сосед поступает правильно».

* * *

В октябре 2014 года я в последний раз съездил к Линдси Стоун. Я не разговаривал ни с ней, ни с Фарухом уже четыре месяца – я не звонил им, они не звонили мне, – и учитывая, что они взялись за нее исключительно из-за меня, я потихоньку задумывался, не сошло ли все на нет в мое отсутствие.

– Господи, нет, – сказала Линдси. Мы сидели за ее кухонным столом. – Они звонят мне каждую неделю, неделю за неделей. Вы об этом не знали?

– Нет.

– Я думала, вы постоянно общаетесь.

Линдси достала телефон и пролистала бесчисленное количество писем от Фаруха. Зачитала вслух некоторые из постов для блога, написанные командой в ее стиле, о том, как важно пользоваться сейфом в отеле во время путешествий – «Будьте начеку, путешественники!» – и что во время поездки в Испанию нужно попробовать тапас.

Линдси присылали на одобрение все материалы, и, по ее словам, она завернула их лишь дважды. Это был текст о том, как она ждет выпуска нового джазового альбома Леди Гаги («Мне нравится Леди Гага, но я не то чтобы в восторге от ее джазового альбома»), и трибьют Диснейленду по случаю его пятидесятилетия: «С днем рождения, Диснейленд! Самое счастливое место на Земле!»

– «С днем рождения, Диснейленд!» – Линдси покраснела. – Я бы никогда… Ну, то есть, мне очень понравилось в Диснейленде…

– А кому нет, – сказал я.

– Но все равно… – Линдси замялась.

После того как мы оба посмеялись над текстом про «день рождения Диснейленда», мы оба осеклись и почувствовали себя неловко.

– Они так усердно работают, – сказала Линдси.

– Именно это они и должны делать, – ответил я.

– Ну да, – сказала Линдси. – Один из моих школьных друзей сказал: «Надеюсь, это все еще ты. Хочу, чтобы люди узнали, какая ты забавная». Но это так страшно. После всего, что случилось, то, что кажется мне смешным… Не хочу даже приближаться к этой черте, не то что пересекать ее. Так что я постоянно говорю: «Не знаю, Фарух, а ты как считаешь?»

– Вся эта история началась с того, что мою идентичность украл спам-бот, – сказал я. – Вашу личность уже дважды захватили незнакомые люди. На этот раз хотя бы все не так плохо.