сверкала безумная животная ярость. Рат понял, что так просто им не сбежать. Он отстал, пропуская друзей вперед, и снова зарядил Перун, но выпустить стрелу не успел, поскольку чудовище сбило его с ног чешуйчатым хвостом. Голова монстра, угрожающе шипя, раскрыла клыкастую пасть и мгновенно ринулась на мальчика. В последний момент Мирон оттянул его в сторону. Еще бы чуть-чуть и змий проглотил бы Громова целиком и не помог бы ни арбалет, ни умение управлять ветрами. Рат почувствовал жгучую боль. Только теперь он понял, что змию все же удалось его ранить: все правое плечо было разодрано и чертовски сильно болело. Темно-красная кровь стекала по руке мальчика, образовав на полу небольшую лужицу. Мифическое существо же снова поднялось и снова приготовилось к нападению. Его клыки были перепачканы человеческой кровью. Скалин не растерялся. Он дважды выстрелил ему в шею, а потом схватил Рата под мышку и потянул в сторону выхода. Дверь наружу без труда открылась. Троица высыпала из хранилища и в то же мгновение замерла: ребята были окружены стражей замка Володара Беспощадного. Неужели они попались?

Земля задрожала, а со скал полетели камни – огненный змий вырвался на свободу. Чудище, которое чуть не убило их, сейчас обезумело от новых кровоточащих ран и сбивало своим длинным телом все, что попадалось ему на пути, в том числе стражников императора. Некоторых из них изжарил огонь, другие спрятались и обнажили оружие. Они отбивались от чудовища и на мгновение упустили из виду подростков. Этого было достаточно, чтобы они скрылись в саду, но на большее не хватало сил.

Рат, Эмма и Мирон спрятались у дерева с лиловыми цветами, рядом с которым бежал небольшой ручеек кристально чистой воды. Эмма на скорую руку промыла и перевязала рану Громова. Ему стало немного легче, хотя слабость по-прежнему одолевала и бросало в жар.

– Не бойся, в клыках огненного змия нет яда, – уверенно сказала девочка. Громов кивнул и устало улыбнулся ей.

Впереди лежал путь через весь Черновод, а стража вот-вот пустится в погоню. К тому же и в самом городе императорских стражников столько, что мало не покажется. При себе у юных беркутчи были арбалеты, но и они не всесильны. Обратная дорога была практически невозможной. Эмма отозвала Мирона в сторону и, бросив обеспокоенный взгляд на Ратмира, сказала:

– Понятия не имею, как мы сможем добраться до Мирового Древа. Змий глубоко оцарапал его клыками. Рат не сможет прямо сейчас проделать такой путь.

– Ничего, я помогу ему. Если бы я был хоть немного поживее, то Громов не получил бы ран. Теперь у вас обоих будут шрамы из-за меня, – угрюмо сказал Мирон и его взгляд скользнул по щеке подруги.

– Не беси мои мозги, Скалин! Не придумывай новые поводы чувствовать себя виноватым или это у тебя уже своего рода привычка? – фыркнула Эмма и вернулась к Громову.

Рат наклонился к ручейку. Его руки и лицо по-прежнему пекло после объятой пламенем сокровищницы, прямо как тогда, когда рахман, которого он видел во снах, вытащил его из горящего дома на воздух. Он зачерпнул ладонью прохладную воду – умылся. Жар отступил. Вдруг рядом зашевелилась поверхность, будто живая, и из земли вырос бугор, а потом показался пятачок и большие уши Грюха. Он был весь в пыли и что-то сердито бормотал себе под нос.

– Куда это вы побежали сломя голову? Я ведь ждал вас у пещеры, чтобы отправить в Андару!

– Ну конечно! Хаванцы ведь способны жить в нескольких мирах одновременно, как и домовые! Нал же вчера говорил, что Грюх тащит из Андары всякие предметы. Как я забыла об этом?! – спохватилась Эмма. Она протянула Грюху руку.

Ратмир и Мирон хотели уже было последовать примеру подруги, но тут нечто мягко опустилось на толстую ветвь лилового дерева, что росло рядом. Подростки подняли головы и разинули рты от увиденного: перед ними была наполовину прекрасная дева, а наполовину птица. Женское лицо обрамляли длинные черные волосы, заплетенные в многочисленные блестящие косы, в которых ослепительно сверкали золотые нити, глаза сияли изумрудами, а обнаженная грудь, белела, точно чистый снег. Крылья и птичьи ноги были покрыты нежным оперением. Невозможно было отвести глаз от изумительного создания.

– Сирин! Уши! Закройте свои уши! – закричала Уварова.

Грозно взглянули зеленые глаза Сирин на девочку, но тут же лицо ее просветлело, черты смягчились и затянула она песню, слаще которой никто и никогда не слышал. Рат отнял прижатые к ушам ладони. Тонкая мелодия, словно хрустальный ручеек, ласкала его слух. Как счастлив он был теперь, как легка стала его жизнь и все страхи разом покинули его. Ничего его больше не тревожило. Он готов был остаться здесь с этой райской птицей навсегда и вечно слушать ее пленительный голос.

Эмма и Мирон, зажав собственные уши, что-то надрывно кричали ему, толкали, пинали, но юноша никак не мог понять зачем они это делают и зачем ему нужно покинуть блаженные сети чудесной Сирин. Неужели для того, чтобы вернуться в обычный серый мир полный проблем и переживаний?

Что-то крепко схватило его за плечо. Повернувшись, он увидел сквозь туман рыльце хаванца, а потом – вспышка света. Закружило так, будто они находились в разрушительном смерче, а потом падение вверх тормашками и погружение в холодную воду. Какое-то время Рат парил в глубине. Вдруг сквозь толщу воды он увидел солнце. Солнце! Значит, это не Маалум, а их родной человеческий мир, но как? Мальчик оттолкнулся ногами и махнул руками. Он вынырнул из течения Хелетты где-то недалеко от приречного парка. Мирон и Эмма были рядом. Рат нащупал лямки рюкзака и подтянул его ближе к себе. Внутри плавали хрустальные шары с похищенными тенями. Он вытащил руку над водой и показал друзьям, что их ценная добыча по-прежнему с ними и на их лицах засияли счастливые улыбки.

Ребята поплыли к берегу. Они ужасно устали и на берег буквально выползли. Громов стащил рюкзак, положил на камни и первое, что сделал – это достал шары, наполненные черным дымом, и разбил их. Тени тут же вырвались на свободу. Они улетели куда-то в сторону больницы и наверняка там нашли своих хозяев. Сам Рат, тяжело дыша, повалился на берег и растянулся на угловатых камнях, которые сейчас ему казались мягче самого уютного матраса. Он даже забыл о своих ранах.

На бирюзовом небе светило теплое майское солнце, шелестели волны реки и ветви деревьев, щебетали птицы. Чудесный день. Таких особенных несколько на целую жизнь и каждый из них до последней секунды врезается