31 октября 1517 г., прибив 95 тезисов к стене Замковой церкви в Виттенберге, Мартин Лютер пояснил свою позицию в отношении целибата. Он считал, что соблюдение целибата вызвано теологическим заблуждением, поскольку оно было задумано как обязанность, налагаемая на себя человеком и выполняемая в надежде снискать Божественную благодать. Но христианского Бога нельзя прельстить такими жалкими уловками и постыдными ухищрениями. Господь обещал спасение лишь через веру, и потому принудительный целибат, как полагал Лютер, был своего рода попыткой с негодными средствами и в моральном отношении не имел никакого смысла ни для Господа, ни для того, кто его соблюдал.

Вне всяких сомнений, Лютер был противником целибата; он твердо верил в то, что Господь наградил даром целибата лишь некоторых людей. «Это – путь Христа», – писал он. Когда апостолы пришли к выводу о том, что целибат столь добродетелен, что мужчинам не следует жениться, Христос напомнил им, что не все могут исполнять эту заповедь. Воля Христа, заявил Лютер, состоит в том, что лишь избранное меньшинство может соблюдать безбрачие. Все остальные, исполняя волю Господа, должны были следовать давно проторенной дорогой. Сам Лютер женился на бывшей монахине Катарине фон Бора и от души пел дифирамбы супружеской жизни за то счастье, что она ему доставляла, и прежде всего за детей.

Взгляды Лютера на целибат, как и точка зрения Блаженного Августина и отцов Церкви в более ранний период, оказали значительное богословское воздействие на жизнь христиан. Несмотря на неприязненное отношение к женщинам, и Лютер, и Жан Кальвин, другой крупнейший протестантский теолог, полагали, что состояние целибата выше состояния брака, но оправдано оно лишь у тех, кому его даровал Господь. Это значит, полагали они оба, что целибат никогда не должны ни соблюдать, ни поспешно давать обет его соблюдения люди – как светские, так и служащие Церкви, – неспособные его соблюдать. «Тебе повезло, – с энтузиазмом сказал Лютер только что женившемуся священнику. – Заключив достойный брак, ты одолел достойный порицания сомнительный целибат, поскольку его соблюдение вызывает или постоянное жгучее желание, или непристойные поллюции»[292].

Реформация была великим очищением, освободившим тысячи верующих от нежелательного целибата и узаконившим брачные союзы тех, кто ранее целибата не придерживался. Однако в ходе Контрреформации католицизм смог вновь упрочить позиции, восстановить клерикальный целибат, причем с такой решимостью и уверенностью, которые раньше были просто невообразимы. Обновленная Католическая церковь стала меньше и сильнее, ее больше не раздирали на части мучительные разногласия в среде священнослужителей и не терзало презрение верующих. Нарыв был вскрыт. Покупка индульгенций не могла больше заменить покаяния. Над политикой Церкви больше нельзя было ни глумиться, ни подвергать ее сомнению. Неукоснительное соблюдение целибата стало теперь основным различием между Римско-католической церковью и протестантскими течениями в христианстве, и ни при каких обстоятельствах его нельзя было устранить. Пройдут века, точнее говоря, около шестисот лет, прежде чем представители духовенства вновь поведут организованное наступление против извечного целибата, навязываемого им в качестве непременного условия готовности посвятить жизнь служению Господу.

В период раннего Возрождения, когда в Европе бушевали религиозные страсти, благочестивые христианки с тревогой искали выходы для проявления духовности. Очевидным решением проблемы был уход в монастырь. В некоторых монастырях действовали два отделения – одно для мужчин, другое для женщин, но уже существовали и исключительно женские монастыри во главе с настоятельницами. Тем не менее многие женщины стремились к достижению иных возможностей для проявления своего духовного рвения. Они страстно желали жить как Христос и его апостолы – в целомудрии и бедности, отдавая себя служению на благо самых смиренных и униженных смертных собратьев. Они хотели свободно путешествовать, жить среди людей, а не быть от них отделенными, оставаясь взаперти за монастырскими стенами. Из такого коллективного стремления апостольских сестер возникло широкое религиозное движение бегинок.

[293]

Точно определить истоки и эволюцию движения бегинок, датировать его и документально подтвердить, как историю других аналогичных организаций, не представляется возможным, но большинство исследователей сходятся на том, что оно зародилось в XII в. Бегинок (чье название, возможно, восходит к искаженному названию еретиков-альбигойцев, которых, как полагали некоторые представители официальной Церкви, поддерживали эти женщины) проще описать, чем дать им определение. Это были группы совместно проживавших женщин, живших в бедности, ведущих целомудренный образ жизни, объединявших имущество для создания духовных общин. Как правило, они селились вместе, хотя некоторые оставались дома со своими семьями. Они не признавали формального правления и не устанавливали связей с подобными им общинами. Работали они сообща, вместе поклонялись Господу, посвящая себя апостольскому служению другим людям. Иногда они принимали в свои общины мужчин.

Мы всегда стремимся называть имена основателей движений. Так, например, имя Пахомий связано с возникновением монашества. Что касается движения бегинок, в связи с ним чаще всего упоминаются имена Ламберта де Бегга и Марии из Уаньи, живших в Бельгии, где появились первые участницы этого движения. Ламберту обычно воздают должное за основание первого бегинажа в Льеже для женщин благородного происхождения, стремившихся вести целомудренный и аскетический образ жизни, а также заниматься благотворительностью.

Мария, о которой известно больше, чем о других бегинках раннего периода развития движения, родилась в 1176 г.[294]в семействе вполне обеспеченных родителей. Ее выдали замуж, когда девушке исполнилось четырнадцать лет. Однако позже они с мужем дали обет целомудрия и оба отправились в лепрозорий ухаживать за прокаженными. Через некоторое время Марией овладело беспокойство. Она стремилась к более строгой и аскетической духовной жизни. На каком-то этапе жизни она избавилась от своего состояния, ушла из лепрозория и примкнула к самостоятельному Августинскому ордену, куда принимали как женщин, так и мужчин. Этот первый бегинаж вполне устраивал Марию, и она оставалась там до конца жизни – до 1213 г.