кое-что видел, я про них кое-что знаю, но я никогда никому не скажу, что тут за говно творится, они мне втрое больше платят, чем я могу в городе получить, а потом вы, блядь, сукины дети, заваливаетесь через забор и убиваете моих бедных гончих! Вы что, блядь, меня с этой грёбаной пиздоёбской работы хотите уволить? НЕТ!

Охранник вырвал у него фонарь, резко и больно ударил по кисти рукояткой, и Лонни почувствовал, как пушка калибра 0.45 выпадает из пальцев, а огромный сторож тянется к...

Кррак, кррак. Сухо щёлкнули два выстрела, и к охраннику протянулись два красных пальца. Охранника отбросило: пули из пушки Орфи, калибра 0.38, вонзились в него. Сторож застонал и уронил фонарь. Лонни сгрёб его, зашарил лучом в поисках выпавшего 0.45. Охранник улепётывал что было духу, вопя на бегу нечто вроде: Ну всё, вы меня подстрелили, теперь вы покойники!

Лонни, покачиваясь от перевозбуждения и гипервентиляции, слушая ревущую в ушах кровь, нацелился охраннику в спину. Его охватил внезапный приступ паники, породивший странное желание кого-то убить. Всё равно кого. Но тут подошёл Орфи, ударил по руке с пушкой, отклонив её вниз, и прошипел:

— Оставь, пускай драпает. Те чуваки в доме наверняка уже услышали выстрелы и позвонили копам. А нет, так вообще не позвонят. Давай. У нас ещё один грёбаный забор впереди.

Охранник далеко обогнал их и унёсся через главные ворота к дому, звать на помощь. Они слышали, как он с проклятьями продирался сквозь кустарники. Орфи и Лонни различали во мраке очертания двух домов усадебного типа, спереди побольше, сзади поменьше. С того места, где они стояли, был виден только угол второго дома. Везде темно.

— У меня лодыжка опухла, — пожаловался Орфи.

— Идти можешь?

— Ага. Знаешь что? Я так думаю, никого нет дома.

— Идиот. Они выключили весь свет, когда услышали выстрелы. Они хотят, чтоб мы так подумали.

— Не знаю, чувак, но я...

— Орфи, заткнись. Давай побыстрее. Мы всё правильно делаем. Я видел, как ты драпанул, я подстрелил этого блядского пса, а ты спас меня от того мудака. Мы в расчёте. Мы уже и так делов натворили, так что давай быстрее!

Подсвечивая себе приглушённым фонарём, они стали пробираться к домам. Дорога была старая, вымощенная кирпичом, и в трещинах между кирпичами рос мох. По обе стороны её тесно обступали мансаниты, миниатюрные пальмы и стрелиции. Примерно в пятидесяти ярдах от темнеющих колонн главного дома обнаружилась лужайка, некогда аккуратно расчищенная между деревьев и кустарников, а теперь заросшая пожелтевшей травой. Та вытянулась уже до колен и перемежалась чертополохом. В этом месте дорога прижималась к лужайке, а на дальнем конце участка переходила в посыпанную щебёнкой просёлочную тропку, обрамлённую колючими сорняками. В начале тропы стоял камень с выложенным на нём орнаментальным изображением жокея. Лонни не заметил ни одного автомобиля и задумался, где хозяева их держат.

Справа от Лонни протянулся ряд невысоких шпалер, похожий на заросшую цветами канаву и обильно увитый розовыми стеблями. По одну сторону обнаружилась полускрытая розами статуя женщины. Лонни поймал себя на том, что не может отвести от неё взгляда.

Статуя шевельнулась.

Это была живая женщина. Женщина, зажатая розовыми кустами.

Тут её заметил Орфи.

— Иисусе Христе!

Лонни подбежал за ним к женщине и включил фонарь на полную. Он ещё надеялся, что женщина всё же окажется ненастоящей, какой-нибудь куклой.

Но она дёрнулась в сторону от света и жутко зашипела.

— Еба-а-ать! — потрясённо выдохнул Лонни.

Женщина была нага, если не считать драного, усеянного коричневыми пятнами бюстье. Вид у неё был такой, словно она просто застряла в кустах, но некоторые стебли вроде бы проросли прямо сквозь её плоть. Это казалось буквально возможным: она была смертельно истощена. Кожа серо-синюшная, а не розовая, кости скелета так и просвечивают. Если её и кормили, то она в любом случае провела тут несколько недель, а то и месяцев. Розовые шипы оставили на коже незаживающие раны, и по краям их коричневой коростой пристала старая кровь. Когда женщина дёрнулась, по шпалере потекла новая.

Лонни посветил фонарём ей в лицо.

Нет, не Эвридика. Белая, когда-то, наверно, блондинка. Волосы у неё по большей части выпали, правый глаз вытек.

Убегая от света, по лицу женщины проползла блестящая чёрно-зелёная стоножка и забилась в ноздрю.

Пленница дёрнулась и чихнула.

— Валим отсюда, блядь! — взывал Орфи. — Валим, чувак! Оставь её!

Лонни опустил фонарь и посветил женщине между ног. Толстый стебель заполз туда и глубоко вонзился в промежность.

— Господи! Да что ж это! — не выдержал Лонни, схватился за стебель и принялся вытягивать из внутренностей пленницы.

— Не трогай! — выдохнула она, и на него повеяло гнилью. — Уходи...

Орфей взял Лонни за локоть и оттащил.

— Пошли, — сказал он глухо. — Потом разберёмся. Полицию вызовем, службу спасения или ещё кого.

Лонни позволил Орфею вытащить себя на тропинку.

— Они тут все больные, Орфи, — голос его упал, из глаз потекли слёзы. Он только сейчас начал осознавать увиденное. — Они тут все больные жопоголовые извращенцы.

Но омерзение быстро уступило место ужасу, когда уже через несколько шагов они увидели по другую сторону шпалеры, за поворотом, новую группу. В звёздном свете слабо вырисовывались искажённые розовыми стеблями силуэты. Большинство из них были хоть как-то одеты, но по крайней мере двое — наги. Все мужчины... нет, вон там женщина. Она была в платье без нижнего белья. Она стояла, разведя ноги, выставив вперёд бёдра, задрав подол и наведя серую пизду в полоску лунного сияния. Как и все прочие, женщина занималась онанизмом.

— Блядь! — выплюнул Орфи. — Они все тут...

Они все тут были.

Лонни посветил прямо на них фонариком — просто чтобы убедиться, что там нет ни Митча, ни Эвридики. Женщина держала руку в дыре на боку высокого мужчины с пустыми глазами. Он трясся и колыхался, а женщина подбиралась пальцами к его талии... всё ближе...

Лонни торопливо отвёл фонарь. Они принялись нашёптывать ему. Он не знал, то ли воображает себе голоса, то ли слышит на самом деле... то ли их откуда-то проецируют в его сознание.

Хочешь немножко?.. прошептала женщина.

Эй, отважные пацанчики, а вы когда-нибудь хотели посмотреть на корешки своих членов? спросил мужской голос.

Вы ж сюда поразвлечься заявились? Вам только этого и надо? спросил другой голос. Вам только и надо, что прикалываться, прикалываться, прикалываться...

Приветик, приветик,