В тот вечер были сказаны две очень важные вещи. Во-первых, Рагнар сказал, что я всегда была умной девочкой и по заслугам нашла себе достойного мужчину.

Арне просто светился от гордости, прощаясь с Рагнаром.

Но в разговоре мама выяснила, что Арне продолжает жить в родительском доме, хотя он старший из братьев, и, не задумываясь, сказала:

— Значит, ты из тех птенцов, которые боятся покидать родное гнездо.

Сначала Арне покраснел, потом побледнел. Тогда я не знала, что это является у него признаком сильного гнева. Но в той ситуации он не мог ни закричать, ни стукнуть кулаком по столу. Он промолчал.

Много лет спустя он рассказал мне, что именно эти слова моей матери в тот вечер заставили его определиться. И в конце концов он решился. Но сделал это только после того, как я забеременела. Потом я познакомилась с его матерью и только тогда все поняла.

* * *

Она сидела посередине дивана в муниципальной квартире в Майорне. Одна. Это была маленькая женщина, требовавшая большого пространства.

Она была красива, как китайская статуэтка из слоновой кости. Такие статуэтки продают в дорогих магазинах на Авеню. Прямая спина, длинная шея, красивые черты лица, синие глаза. Она была очень похожа на сына. Но холоднее, намного холоднее. Я сделала книксен и протянула ей руку. Руки она мне не подала.

Я пожалела о книксене.

Была здесь и еще одна женщина — моложе и дружелюбнее.

— Это Лоттен, жена моего брата, — представил ее Арне.

— Густав скоро придет, — сказала Лоттен. — Ему надо закончить одно дело.

Лоттен пожала мне руку. Ее пожатие было долгим и теплым. Она словно желала меня подбодрить. Эта женщина мне понравилась.

Прошло довольно много времени, прежде чем пришел отец Арне, высоченный верзила, которому в комнате вообще не нашлось места. Он сел в углу у двери в кухню и принялся читать газету. Вид у него был какой-то испуганный, когда мы с ним здоровались, он отвел взгляд в сторону. Но руку мне протянул. Я сразу поняла, что он смертельно боится жену.

— Это Юханна, которая хочет выйти замуж за нашего сына. Она уже беременна, — изрекла Снежная королева.

— Это не совсем так, насколько я знаю, — заметила я. — Между прочим, и он хочет на мне жениться.

Лицо из слоновой кости покраснело, а затем побелело — как у сына.

— Мама, — умоляющим тоном произнес Арне.

Она ничего мне не предложила, даже чашку кофе. Все молчали, и вообще обстановка была какая-то призрачная. Я осмотрелась. Квартира эта была более старой и ветхой, чем наша. Темно-коричневые ковры. Стены увешаны фотографиями и блестящими литографиями с изображениями Христа. Как только мы переступили порог этого дома, я сразу ощутила затхлый запах, как будто здесь живут люди, писающие в кухонную раковину. Потом в квартиру ворвался брат Арне и тотчас заключил меня в объятия.

— Боже, какую красивую девушку ты отхватил, — сказал он брату. Потом обратился ко мне: — Не бойся нашей матушки, она не так грозна, как кажется.

Дама из слоновой кости принимает все слишком близко к сердцу, сказала Лоттен, так что мы, пожалуй, смотаемся. Густаву и Арне надо испытать новый парус.

Мы все вчетвером буквально скатились с лестницы. Никто даже не попрощался. Правда, я успела пожать руку старику.

Но пошли мы не на пристань, а домой к Густаву и Лоттен. Они жили в уютной двухкомнатной квартирке на Алльменнавеген. Там нас ждал накрытый кофейный столик. Меня даже собирались угостить тортом.

— Бояться тебе нечего, девочка, — сказал Густав.

— Испугалась я не сильно, больше, пожалуй, удивилась.

— Так Арне ничего тебе не говорил? — В голосе Лоттен прозвучали ледяные нотки.

— Но что, черт возьми, я должен был говорить? Не очень-то мне хотелось описывать, как ведет себя наша матушка.

— Ну конечно, — тем же ледяным тоном продолжила Лоттен, — ты не мог сказать, что она страшно эгоистична и страдает манией величия.

Я во второй раз увидела, как Арне сначала покраснел, а потом побледнел. Затем он ударил кулаком по столу и заорал:

— У нее только один недостаток, и он заключается в том, что она слишком много думает о своих детях!

— Успокойся! — крикнула в ответ Лоттен. — В нашем доме надо вести себя прилично.

Густав попытался сгладить ситуацию:

— Не так все просто, Лоттен. Она была доброй мамой до тех пор, пока у нее не заболело сердце.

— Но почему-то оно заболевает у нее всякий раз, когда ее сыновья решают жениться.

— Мы уходим, Юханна, — решительно произнес Арне.

— Ну нет, — взбунтовалась я. — Не хочу становиться причиной ссоры между вами. Но я не сомневаюсь, что вы сами видели, как она вела себя со мной. Мало того что не подала мне руки, она даже не предложила мне чашку кофе. Такого приема я не встречала ни разу за всю свою жизнь.

Только теперь я поняла, как мне плохо, с трудом проглотила застрявший в горле ком, но не смогла сдержать слез.

Густав и Лоттен бросились меня утешать. Арне был в полном отчаянии.

— Разве вы не можете мне все объяснить, прежде чем начать ссориться?

Этого они не могли, поэтому наступило молчание.

— Мне жаль вашего папу. Мне кажется, что он очень напуган и подавлен, — сказала я. — Почему он ничего не сказал?

— Он уже много лет ничего не говорит, — сказал Густав. — И это очень плохо и страшно.

— Но он мог бы постоять за себя! — выкрикнул Арне. — Почему он настолько малодушен, что пресмыкается перед ней и молчит?

— Он ее боится, — сказала Лоттен. — Как ты и как Густав.

— Ни черта я ее не боюсь.

— Так докажи это и не возвращайся домой до тех пор, пока она не попросит прощения, и женись на Юханне.

— Я уже не уверена, что хочу выходить замуж, — сказала я, встала, поблагодарила за кофе и пошла к двери.

Выходя, я слышала, как Лоттен кричала, что Арне позволяет матери ломать ему жизнь. Он выбежал вслед за мной на лестницу, но я, обернувшись, сказала, что хочу побыть одна и все обдумать.

Однако ничего хорошего из этого не вышло. Мысли хаотично кружились и путались у меня в голове.

Сейчас, читая то, что я написала о той первой и весьма странной встрече с матерью Арне, я вижу, что многое исказила. Я не могу вспомнить, как именно все произошло на самом деле, не помню дословно, что и как мы все говорили. Память действует избирательно и лжет помимо моей воли. Так получилось, что до конца жизни свекрови я испытывала к ней отвращение. С годами я возненавидела те черты Арне, которые напоминали мне его мать, — стремление всегда быть в центре внимания и непреодолимое желание всегда настоять на своем, его вспыльчивость, раздражительность и обидчивость.