что есть приятного или редкого… Одер… течет посреди [земли] племен винулов, пока не достигает Юмне, где отделяет поморян от вильцев» (славянские союзы племен). По данным археологов, помимо множества привозных товаров богатый Волин имел свои металлургическое и стеклянное производства.

Расцветший еще в IX веке Волин во времена княгини Ольги стал центром бурных событий. Младший современник княгини, первый польский князь Мешко (960–992), сразу же покусился на земли воинственного союза племен лютичей в Западном Поморье, явно мечтая получить свой кусок от морской торговли. Волину для борьбы за свободу пришло на ум призвать морских разбойников викингов. В результате около 965 года здесь утвердил свою власть датский король Харальд Синезубый. Это был неправильный шаг. Вскоре Харальд потерпел поражение, и Волин подчинился поморскому князю Бориславу (Бурислейву). В ходе этой борьбы в городе или его окрестностях на острове образовалась республика разноплеменных и чрезвычайно воинственных йомсвикингов во главе с датчанами Пальнатоки, а затем Сигвальди. Первый дал благородным разбойникам на службе славянского князя законы пиратского братства, а второй освободил поморян от дани датчанам, захватив их конунга Свейна и женив его на дочери Бурислейва. На другой дочери князя Сигвальд женился сам, первым открыто нарушив закон республики не жениться, и вскоре йомсвикинги благополучно растворились среди лютичей.

Упоминает Адам Бременский в связи с торговыми путями на восток и шведскую Бирку – городок викингов с постоянным населением в пределах 700 человек (по археологическим данным), много меньше всех известных торговых городов IX–X веков. Хотя и в Бирке, как и в упоминаемом Адамом Бременским датском городе викингов Хедебю (где в период его расцвета жило до тысячи человек), обнаружилось множество предметов со всего известного тогда мира, счесть его стратегически важным торговым центром нельзя. И Бирка, и Хедебю, и более мелкие города викингов не имели главного – собственного источника товаров для активного участия в международном обмене.

Считать их важными центрами раннесредневековой евразийской торговли все равно, что назвать таковым пиратскую Тортугу в позднейшей торговле на Атлантике. И тут и там товаром могла служить разве что неверная добыча морских разбойников, вещицы, которые давало незамысловатое скандинавское ремесло, да скудные местные продукты питания и алкогольные напитки. Похоже, как и Тортуга, центры викингов торговали «крышей» – возможностью на время укрыться в этих пиратско-купеческих колониях от превратностей лихого разбоя и дальних путешествий.

Добыча скандинавских викингов никак не могла сравниться с богатствами державы франков, племенных объединений западных и восточных славян и финно-угров, государствами болгар, венгров и хазар, Византии и наследников Арабского халифата. Соответственно, невысоким было и их участие в формировании торговых путей, включая северный путь с Балтики на Волгу и обратно. Но вовсе отрицать участие в этом процессе скандинавских викингов, знаменитых своими дальними походами на морских кораблях-драккарах, столь же нелепо, как и отводить им в освоении торговых путей Европы главную роль.

Единственный способ понять, «откуда есть пошла Русская земля» и «кто в Киеве начал первее княжити», как говорила «Повесть временных лет», это отказаться от простых этнических привязок руси к славянам или скандинавам, а Киева – к единственному пути «из варяг в греки». И внимательно посмотреть, что же было на самом деле.

Русы и славяне

Итак, холмы над Днепром, на которых стоял деревянный город Киев и каменный терем князя русского, были местом бойким, торговым. Оградившиеся дубовой стеной в Киеве поляне могли дать кагану в качестве дани прекрасный немецкий меч, доставленный из земли саксов сушей через Чехию или с Балтики по Днепру. Путешествие сушей было безопаснее. Но таинственные русы, особо возлюбившие рейнские мечи, предпочитали водные пути. Летом 860 года по христианскому летосчислению их ладьи прошли мимо киевских холмов вниз по Днепру. Осенью русы упорно гребли вверх по течению с богатой царьградской добычей. Летом 867 года история повторилась. Только на этот раз русских ладей вернулось совсем мало. Покупая продовольствие у местного населения, как они делали всегда, когда не могли его отобрать, русы рассказывали о страшной буре, потопившей их ладьи у царьградского берега, гордо не упоминая о ромейском флоте. Поражение они объясняли случайностью, но после этого долго не ходили по Днепру в набег на империю ромеев.

Русские купцы тем не менее вниз по реке мимо Киева ходили. Целыми таборами, подобными тому, что видел на Волге Ибн-Фадлан. Возможно, из-за жары их мужчины «с совершенными телами», сплошь покрытыми от ногтей до шеи татуировками, носили лишь штаны и переброшенное через плечо одеяло, совсем как ранние шотландцы. Штаны, которые ромейские авторы в VI веке только и видели на славянских воинах, Ибн-Фадлан, сам носивший штаны, не упомянул среди отсутствующих у русов предметов одежды. Вот что он писал: «Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились (высадились) на реке Атиль. И я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни кафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее. С каждым из них секира, и меч, и нож, и он не расстается с тем, о чем мы упомянули. Мечи их плоские, с бороздками, франкские. И от края ногтя кого-либо из них до его шеи (имеется) собрание деревьев и изображений и тому подобного» (татуировки). Гетры, сапоги, куртка, парчовый кафтан с золотыми пуговицами и парчовая шапка с соболем, в которые русы парадно одели знатного мужа, похороненного ими путем сожжения в ладье, не были обязательными предметами туалета в их повседневной жизни. В отличие от топора, широкого франкского меча с плоской выемкой по всему клинку – долом, и ножа.

По археологическим источникам мы знаем, что наряд богатого руса дополнялся узким и длинным статусным поясом из кожи, покрытой серебряными бляшками – чем чаще, тем лучше. Этот пояс прочно закрепился в дружинной культуре. Самый поздний, насколько я знаю, принадлежал русскому воину, убитому на восточном рубеже, в Сурской крепости, во время нашествия Батыя. Пояс с позолоченными медными бляшками (видимость важнее благосостояния!) был брошен в горящий сарай и не найден татарами. На поясе руса висела маленькая кожаная сумка-ташка с серебряной крышкой, покрытой изумительным, часто золоченым орнаментом; иногда крышка просто отделывалась бляшками. Пояс и ташка по происхождению и орнаментам были предметами культуры Великой Степи. Их, как и найденные в дружинных захоронениях сабли, долгое время называли (и нередко называют сегодня) «венгерскими», по локализации многих находок в Венгрии. Кочевые угры (родственные северным финно-уграм) на самом деле были культурно связаны в то время с хазарами, аланами и другими племенами Русского поля – Причерноморской части Великой Степи. И влияние этой общей