Кейт нажала звонок на медной дощечке, и вскоре с той стороны откликнулись. Детективы были церемонно встречены пожилым мужчиной с непроницаемым лицом и седыми волосами, аккуратно зачесанными назад. В его одежде чувствовалась некая двусмысленность: черные брюки на помочах, полосатая коричневая куртка, казавшаяся недавно выглаженной, и галстук-бабочка в крапинку.

— Коммандер Дэлглиш и инспектор Мискин? — спросил он. — Миссис Фарадей вас ждет. Она в саду. Будьте добры, пройдите прямо туда. Моя фамилия Перкинс, — добавил мужчина, словно это каким-то образом объясняло его присутствие.

Для Кейт оказались неожиданными и сам дом, и то, как их встретили. Домов, в которых дверь открывает дворецкий, нынче осталось мало, да и шедший впереди человек не был похож на обычного дворецкого. Манерами и самоуверенностью он смахивал на старого слугу. А может быть, он родственник, который решил сыграть такую роль и получает от этого какое-то извращенное удовольствие?

Благодаря высоким напольным часам, стоящим справа от двери, узкий холл стал еще уже. Стены закрывали акварели, висевшие так тесно, что узора темных зеленых обоев почти не было видно. Через дверь слева Кейт мельком заметила книжные полки от пола до потолка, изящный камин и над ним портрет маслом. Это был не тот дом, в котором можно обнаружить репродукцию с дикими лошадьми в галопе, скачущими к берегу, или с восточной женщиной. Наверх вела колоссальная, изящно изогнутая лестница. Перкинс открыл белую дверь, которой оканчивался коридор; она вела на террасу, тянущуюся по всей ширине дома. Возникло очень домашнее ощущение: на плетеных стульях валялась одежда, по плетеным столам были разбросаны журналы, прозрачная зелень растений, закрывающая окна, делала воздух зеленоватым, словно полицейские оказались под водой. В сад можно было попасть, спустившись по коротенькой лестнице. Выложенная йоркским камнем дорожка вела к теплице. Сквозь стекло они видели женскую фигуру, в чьих ритмичных, повторяющихся наклонах угадывался какой-то старинный танец. Движение не прекратилось, даже когда Дэлглиш и Кейт встали у двери: женщина мыла и дезинфицировала цветочные горшки. На скамейке стоял таз с мыльной водой; миссис Фарадей брала один за другим отдраенные горшки, окунала их в дезинфицирующий раствор и расставляла на высокой полке, упорядочивая по размеру. Через несколько секунд она решила обратить внимание на посетителей и открыла дверь. Их обдало сильным запахом раствора.

Высокая, ростом почти шесть футов, миссис Фарадей была одета в заляпанные вельветовые брюки, темно-синий свитер, резиновые сапоги и красные резиновые перчатки. Седые волосы были убраны с высокого лба назад; их скрывала лихо заломленная фетровая шляпа. У нее было умное, с крупными чертами лицо. Хотя кожа на носу и на скулах слегка огрубела, на лице почти не было морщин. Когда миссис Фарадей сняла перчатки, Кейт поняла по синим венам и морщинистым рукам, что та старше, чем показалась сначала: к моменту рождения сына ей исполнилось как минимум сорок. Кейт взглянула на Дэлглиша. Понять что-либо по его лицу было нельзя, но она знала, что он думает о том же: стоящая перед ними женщина внушает трепет.

— Миссис Фарадей? — спросил он.

— Конечно, кто же еще? — Она говорила властно и четко. — Это мой дом, мой сад, моя теплица, и человек, который вас сюда привел, тоже мой.

Кейт почувствовала, что миссис Фарадей намеренно придает своему тону непринужденность, дабы лишить свои слова любого намека на недоброжелательность.

— А вы, конечно, коммандер Дэлглиш. Не беспокойтесь, не надо показывать удостоверение или что вы там должны с собой носить. Я, естественно, ждала вашего прихода, хотя, сама не знаю почему, думала, что вы будете один. В конце концов, едва ли этот визит можно назвать светским.

Нельзя сказать, что миссис Фарадей поглядела на Кейт враждебно; ее взгляд был просто внимательным, как если бы она оценивала деловые качества новой служанки. Дэлглиш представил свою напарницу. Миссис Фарадей — даже удивительно! — пожала им руки и снова надела перчатки.

— Прошу меня извинить, но я продолжу. Это не самое мое любимое занятие, и, уж коли я начала, хотелось бы закончить. Плетеный стул вполне чистый, мисс Мискин, а вам, мистер Дэлглиш, я могу предложить лишь перевернутый ящик. Полагаю, он достаточно прочный для вас.

Через секунду Кейт села, Дэлглиш остался стоять. Не успел он заговорить, как миссис Фарадей продолжила:

— Вы, конечно, пришли в связи со смертью доктора Дюпейна. Раз вы здесь, понятно, что вы не считаете ее несчастным случаем.

— Ни несчастным случаем, ни самоубийством. — Дэлглиш решил говорить прямо. — Боюсь, что мы расследуем убийство, миссис Фарадей.

— Так я и думала. Только не слишком ли много чести? Извините, неужели смерть доктора Дюпейна, сколь бы прискорбным ни было это событие, заслуживает внимания коммандера и инспектора? — И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Пожалуйста, задавайте ваши вопросы. Если я могу чем-нибудь помочь, обязательно постараюсь это сделать. Конечно, мне известны некоторые подробности. Такие новости быстро распространяются. Ужасная смерть.

И она вернулась к своему занятию. Глядя, как чистые горшки вынимают из раствора, вытирают и ставят на полку, Дэлглиш ясно вспомнил собственное детство: приходский сад, сарай с горшками. Помогать садовнику с ежегодным мытьем цветочных горшков было одной из детских обязанностей. Теплый деревянный дух сарая, рассказы старого Семпсона о своих подвигах во время Первой мировой… В дальнейшем Дэлглиш понял, что большей частью эти рассказы были выдуманными, но в то время они заставляли его, десятилетнего, трепетать, и обязанность превращалась в долгожданную награду. Старик оказался редкостным фантазером. Дэлглишу пришло в голову, что ложь этой женщины — захоти она солгать — будет звучать даже убедительнее.

— Не могли бы вы рассказать о собственном участии в жизни музея? — спросил он. — Насколько мы понимаем, вы работаете там добровольно. Давно ли вы там и чем именно занимаетесь? Я понимаю, что это кажется не имеющим отношения к делу, однако на данный момент нам нужно узнать как можно больше о жизни доктора Дюпейна — как профессиональной, так и связанной с музеем.

— Тогда вам предстоит встретиться с членами его семьи и с людьми, которые работали с доктором Дюпейном в больнице. Одна из них, как вам, наверное, уже известно, моя невестка. Сама я участвую в жизни этой семьи уже двенадцать лет. Мой муж дружил с Максом Дюпейном, основавшим музей, и мы всегда его в этом поддерживали. При жизни Макса у них работал старый и не очень умелый садовник. Макс спросил меня, не окажу ли я ему услугу, приходя раз в неделю или по крайней мере с какой-то регулярностью, чтобы помочь советом. Сейчас, как вам, наверное, уже известно, в саду работает Райан Арчер, который частично занят на уборке помещений и выполняет еще кое-какие задания. Мальчик он несведущий, зато работящий, и мои визиты продолжаются. После смерти Макса Дюпейна Джеймс Калдер-Хейл, архивариус, попросил меня не уходить. Работа по проверке добровольцев перешла к нему.

— Они нуждаются в проверке? — спросила Кейт.

— Хороший вопрос. Мистер Калдер-Хейл решил, что их слишком много и от большинства больше вреда, чем пользы. Музеям свойственно привлекать энтузиастов. Он урезал их количество до трех — остались я, мисс Бабингтон, помогавшая Мюрел Годбай, и миссис Стрикленд, которая работает в библиотеке. Мисс Бабингтон пришлось уйти: артрит. Теперь нас осталось двое. Мы были бы не прочь взять кого-нибудь еще.