Маршалл сказал это в надежде, что Лиз поймет, но она не понимала. Она не поняла ни слова из того, о чем он сейчас говорил, и как это могло случиться, и почему она об этом не знала и даже не догадывалась. Она полностью доверяла ему.

Она попыталась подняться, но чуть не упала. Она дрожала как осиновый лист. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отшатнулась, словно его рука могла обжечь, так же как слова только что разбили ей сердце.

– И у вас двое детей? – закричала она пронзительным голосом, который они оба не узнали. А Маршалл был пугающе спокоен, наблюдая за ней. Единственное, чего он сейчас хотел, – сказать ей правду, впервые за эти годы. – И ты занимался со мной любовью все это время? И лгал мне? И нашим детям? Как ты мог так поступить со мной?

Она всхлипнула и разразилась рыданиями. Они стояли около озера, и у Лиз был такой вид, словно она сейчас ударит его, и Маршалл не обвинил бы ее, если бы она это сделала. Ему было тоже тяжело. Было непросто признаться ей во всем, но он хотел это сделать сейчас, чтобы прояснить положение и объяснить свое решение.

– Я полюбил ее. Безумно, страстно, безрассудно. Думал, что пройдет, но не прошло. А потом она забеременела. Она хотела иметь детей, особенно когда мы узнали, что это близнецы. Может, она считала, что это единственный способ привязать меня к себе. Она была очень молода в то время.

– Насколько молода? – сдавленным голосом поинтересовалась Лиз. Теперь она хотела знать все. Он словно разрезал ее на куски, и она думала, что хуже уже не будет.

– Ей было двадцать два, когда мы встретились. Сейчас ей тридцать. Но дело не в ее возрасте, Лиз, – сказал он тихо. – Ты красивая женщина, и я люблю тебя. Когда Конни сказала, что мне придется сделать выбор, я собирался остаться с тобой и поехал в Лос-Анджелес, чтобы сказать ей об этом, но не смог. Если бы даже и оставил ее, то вернулся бы к ней тайком через неделю. В ней есть что-то, в чем я нуждаюсь. Я даже не знаю, что это или почему. Это за пределами разума. Мы с тобой прожили вместе почти тридцать лет. Может быть, мы исчерпали наши отношения и не осталось ничего, кроме уважения, чувства долга и привычки. Но я знаю, что в Лос-Анджелесе у меня ничего не закончено. И она ждала этого долгие годы. Мы должны развестись, Лиз, – сообщил он, словно ожидая, что она вежливо согласится и пожелает ему удачи.

Но вместо этого Лиз издала ужасающий вопль, и он эхом прокатился по озеру. Маршалл стоял и смотрел на нее, не зная, как успокоить. Она продолжала кричать, пока домработница не выбежала из дома, но он знаком отослал ее прочь. Он попытался обнять Лиз, но она больно ударила его. Она дико размахивала руками и кричала, как он мог так с ней поступить. Она всегда поддерживала его, она отдала ему свою жизнь и родила троих детей, а он превратил все это в фальшь.

– Это не было фальшью, – пытался он ее урезонить. – Я любил тебя. И сейчас люблю. Просто не могу больше оставаться с тобой.

Лиз посмотрела на него так, словно хотела убить, и бросилась к дому. Он последовал за ней, но оставил одну, когда она вбежала в спальню и захлопнула дверь. Он подошел к двери часом позже, услышал ее рыдания и заходить в комнату не стал. Домработница догадалась, что случилось нечто ужасное, но боялась спросить и старалась не показываться на глаза. Сидя на кухне, она плакала, даже не зная, что произошло, и думала, что несчастье приключилось с кем-то из мальчиков. Пока Лиз продолжала рыдать в спальне, Линдсей вернулась домой, но рыданий не слышала и была удивлена, увидев отца так рано в пятницу, когда столкнулась с ним в холле.

– А где мама? Ты хорошо себя чувствуешь, пап? – спросила она участливо.

Маршалл был тронут и подумал, как долго это продлится, учитывая то, что только что сказал ее матери. Он знал, что, если Лиз решит сказать им правду, он станет для всех персоной нон грата.

– Она плохо себя чувствует. Она в своей… нашей спальне. Я думаю, не стоит ее беспокоить сейчас.

Линдсей спустилась вниз, чтобы поесть и обнаружила домработницу в слезах.

– Что случилось? – Она тоже сразу подумала о братьях и не на шутку испугалась.

– Я не знаю. Твоя мать очень расстроена. Мне кажется, они поругались.

– Ох!.. – Линдсей вышла из кухни и направилась к матери выяснить, что происходит.

Она обнаружила ее на кровати, лицом вниз и горько рыдающей. А когда на звук хлопнувшей двери она подняла голову и посмотрела на Линдсей, ее лицо было искажено горем. Девочка пришла в ужас, увидев мать в таком состоянии.

– Мама, что случилось?

Но Лиз продолжала рыдать. Линдсей обняла ее и попыталась успокоить. Но от этого рыдания становились громче.

– Вы поругались с папой? – спросила Линдсей, вспомнив слова домработницы, но Лиз ответила дрожащим голосом:

– Мы разводимся. У твоего отца другая женщина. Он бросает меня из-за нее.

Лиз не стала говорить, что эта связь тянется уже восемь лет и что у них есть двое детей-близнецов. Это было все, на что у нее хватило сил в настоящий момент.

– Кто она? – дочь уставилась на нее широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в это.

– Молодая женщина из Лос-Анджелеса.

– Насколько молодая? – Линдсей смотрела на мать с ужасом.

– Ей тридцать лет. – Лиз попыталась взять себя в руки, в то время как дочь села рядом с ней на кровать и тоже заплакала.

Они долго сидели обнявшись, не в силах поверить в происходящее, а когда наконец спустились вниз, уже стемнело. Маршалл сидел в гостиной, явно расстроенный, когда они вошли в комнату. Лицо Лиз было красным и опухшим, а дочь выглядела еще хуже. Они проплакали несколько часов.

– Мне жаль, – сказал он мрачно. – Я знаю, это тяжело для всех нас, но у меня не было выбора, кроме как все тебе рассказать.

– Как ты мог лгать мне столько лет?

– Я не хотел причинять тебе боль и не знал, что мне делать. Ни с одной из вас я не хотел расставаться и сомневаюсь, что расстался бы, если бы совет директоров не заставил меня сделать выбор.

Сейчас Маршалл был абсолютно честен, и смысл его слов не ускользнул от нее.

– Так ты разводишься со мной, чтобы спасти свою карьеру?

– А что проку в том, если я останусь без работы? Наш брак уже исчерпал себя, Лиз. Много лет назад.

Это было то, что он всегда говорил Эшли, но они оба знали, что это неправда. Он вел себя с Лиз как муж и продолжал хотеть, чтобы она вела себя как его жена все эти годы, даже в постели.

– Наш брак оставался браком, и ты сам это знаешь, – отрезала Лиз, и Линдсей, не в силах больше слушать, побежала наверх, в свою комнату. – Ничего не было кончено. На прошлой неделе мы занимались любовью. Или ты это тоже делал из чувства долга?

Маршалл не стал говорить ей, что уже несколько лет секс между ними происходил из чувства привязанности, уважения и благодарности за все, что она делала для него. Он еще оставался достаточно джентльменом, чтобы не сказать, что страсть давно потухла и желание возникает все реже.