толпившихся за дверьми. В зал их не пустили по просьбе отца Мигеля, который, с присущей его сану заботой, пожелал оградить и без того униженного отказом парня от нового унижения.

На самом же деле монах попросту боялся, что кто-то заметит подмену. Мало ли что… Какой-нибудь житель из Домреми запросто мог оказаться в Туле. Поэтому и Жанне он велел ходить на заседания суда в длинном плаще с большим капюшоном, а сам зорко и немного испуганно озирался, идя следом.

Но обошлось.

И даже повезло, потому что в обратную дорогу удалось пуститься с большим обозом, направлявшимся в Нанси. Из этих людей Жанну как жительницу Домреми и Шато д’Иль знать никто не мог, но о Деве они слышали и согласились сделать большой крюк – аж до развилки на Вокулёр – лишь бы с девушкой ничего не случилось по дороге.

– Поверить не могу! Вот уж не думал, что доживу когда-нибудь, – ликовал пожилой крестьянин, усадивший их на свою телегу. – Мне ж про Деву-Спасительницу еще мать покойница рассказывала… А правду говорят, что ты и лечить можешь?

– Нет, не могу, – ответила Жанна.

– Жаль, – огорчился крестьянин.

Потом закатал рукав и, демонстрируя язву на сгибе локтя, доверительно сообщил:

– А то у меня вон какая страсть. Уж и не знаю, как извести.

– Молиться тебе надо… Иди в аббатство Сен-Мишель, отслушай мессу. Да попроси настоятеля, чтобы показал тебе источник, из которого они берут воду. Промой в нем свою руку, это должно помочь, – уверенно сказала Жанна.

Крестьянин благоговейно уставился на девушку.

– Вот спасибо тебе, родная! Коли поможет, всю семью заставлю за тебя молиться!

– А если не поможет? – тихо спросила Клод – Не будешь молиться? Или скажешь, что она самозванка?

– Зачем же сразу самозванка? – смутился крестьянин. – Просто без руки я в хозяйстве совсем непригоден, а лечить никто не берется. Вот и подумал – ежели нашему дофину только чудо поможет, так и мне отчего же счастья не попытать?

Он с вызовом посмотрел на Клод, но от её ответного взгляда смутился почему-то ещё больше и замолчал.

А она, когда никто не мог видеть и слышать, придвинулась к Жанне, взяла её за руку и огорченно прошептала:

– Бедная ты бедная! Как же много начнут теперь от тебя требовать. Может и Бог так же несчастен, потому что и от него все всё требуют, а по-настоящему любят не все. Только, пожалуй, те, кто не требует ничего.

Жанна вздохнула, не находя ответа, а Клод обеспокоенно спросила:

– Ты уверена, что источник этому человеку поможет? Откуда ты про него знаешь?

– Мне Рене рассказал. Помнишь, я говорила – тот, кто меня всему учил. В этом источнике все раны заживают, он сам проверял.

– Хорошо…

Больше до самого конца пути никто к Жанне ни с какими просьбами и расспросами не приставал. То ли крестьянин тот предупредил, чтобы не ляпнули лишнего, то ли сами по себе робели и только тихо переговаривались между собой, бросая на нее робкие взгляды. Но незадолго до развилки все же не утерпели: подошли и смиренно попросили благословения.

Не умевшая ничего такого Жанна обратилась за помощью к отцу Мигелю, а Клод и господин Лассар, чтобы не мешать, отошли в сторонку.

– Ну и что теперь? Снова пойдете в Вокулёр? – спросил Лассар, наблюдая за тем, как церемонно один за одним крестьяне подходили к Жанне, которая для каждого произносила слова благословения, повторяя их за отцом Мигелем,

– Пойдём, – твердо сказала Клод.

То, что происходило на её глазах, выглядело почти величественно, из-за пронизывающей всю сцену предельной искренности и веры.

– Теперь мы не можем не пойти. И не уйдём, пока не убедим господина де Бодрикура.

– Значит, надо искать дом в Вокулёре, – вздохнул господин Лассар.

Он собирался поговорить об этом с Мигелем, когда тот закончит, но монах сам подошел с лицом каким-то странным и, дождавшись когда его спутники распрощаются с крестьянами, быстро проговорил, не глядя им в глаза:

– Ну, вот… Теперь, когда до поместья д’Иль осталось рукой подать, и всё позади, я могу оставить вас со спокойной душой.

– Ты уходишь?! – испугалась Клод.

– Пора и мне помочь вам, хоть чем-то, – вздохнул монах. – Пойду к его светлости, герцогу Карлу. Может удостоит меня аудиенции и позволит рассказать о Деве, и о том, как в неё здесь поверили…

– Не надо! Не уходи! После Рождества мы снова пойдем к господину де Бодрикуру, и в этот раз всё получится.

– Нет… Когда еще такая оказия представится… Пойду.

Отец Мигель печально улыбнулся девушкам, перекрестил их и поклонился господину Лассару. Потом поспешил за удаляющимся обозом, удивляя самого себя тем раздражением, которое вызывали в нем воспоминания о лежащем в сумке письме от герцогини Анжуйской с предписанием немедленно отправляться в Нанси к герцогу Карлу, куда совсем недавно приехал и её сын Рене.

ФРАНЦИЯ. ОРЛЕАН

(октябрь 1428 года)

В самом начале октября взбешенный невнятной полуудачей на границе Шампани и Лотарингии герцог Бэдфордский двинул армию на Орлеан. Вел её Томас Монтаскьют, четвёртый граф Солсбери – официально получивший этот титул после битвы при Боже, но до сих пор не утоливший свою жажду мести.

К тому первому поражению добавилась неудача под Монтаржи в прошлом году, когда Жан Бастард вместе с Ла Иром ловко и быстро отбили его отряды от стен города, так и не позволив заключить Монтаржи в кольцо осады. И теперь графу не терпелось взять реванш. Он шел на Орлеан обстоятельно, зло, не считая для себя необходимым быть особенно щепетильным в вопросах чести. Начав испытывать финансовые трудности, приказал разграбить богатейшую церковь Богородицы в Клери, чем заставил суеверно содрогнуться не только французов, но и многих своих соратников. Однако Солсбери было наплевать.

В июле двадцать восьмого года он постарался захватить район Бос-Анжервиль и полностью блокировать северные подходы к Орлеану. Так что к октябрю уже пали Тури, Жанвиль, Пате, Артэне, и оставалось только захватить Оливэ, чтобы ни у кого больше не возникало сомнений: Солсбери не оставит за спиной даже пяди земли, способной проявить сочувствие осаждённой столице герцогства Орлеанского.

К Оливэ он отправил своего родственника Джона Поула, позволив сполна расплатиться за обидное прозвище «курица», которое ему дали французы.

– Курица склевала последнее зерно! – доложил Поул после того, как жестоко уничтожил крошечный городок.

И Солсбери, косо усмехнувшись, велел грузить продовольственный обоз и готовить всё необходимое для строительства осадных бастид.

Орлеан, имеющий несчастье быть стратегически важным, располагался на месте древнего галльского поселения Ценабум, когда-то дотла разорённого римлянами. С