Они там что – совсем ничего не боятся?! Ладно – Арк, его еще можно понять – он не в курсе! Но те, кого мы специально приставили, чтобы не было никаких осечек – эти-то могли бы сообразить, что отвечают за всё головой!!!

Дю Шастелю сказать на это было нечего, поэтому он предпочел молча выслушать гневные тирады герцогини и дать ей успокоиться. А потом выразил готовность лично съездить в Вокулёр и во всем разобраться.

– Нет, – отрезала мадам Иоланда, все еще раздраженная. – Моё участие не должно проявляться ни прямо, ни косвенно. А ты – прямая связь… Рене собирается в Нанси. Отправим с ним этого монаха – секретаря Кошона, а то он, кажется, совсем заскучал в заточении… Пристроим его на службу к Бодрикуру – пускай разбирается.

– Вы доверяете этому человеку, мадам?

– Он пока нас ни в чем не обманул…

Но до Нанси и Вокулёра путь не близкий, и дело, которое предстояло выполнить преподобному Экую, за один день не делалось. А раздражение нарастало по мере того, как увеличивалась опасность захвата Орлеана – этой последней преграды, отделяющей Шарля от окончательного поражения. И нужно, нужно было что-то делать, чем-то себя занять… И не просто «чем-то», а делом полезным и важным. Поэтому мадам Иоланда всю себя и все свои средства отдала подготовке армии для помощи Орлеану.

– Думаю, к январю мы сможем экипировать армию не меньше, чем у Солсбери, – говорила она военным советникам, распуская их после очередного напряженного дня. – Пока отправим в помощь городу мессира Дюнуа. Король даст ему титул герцогского наместника с полной мерой гражданской, военной и судебной власти. Пускай возьмет с собой человек шестьсот… Думаю, это самое реальное, что мы можем сейчас сделать…

Советники согласно покивали и удалились. А мадам Иоланда устало навалилась на стол, сжимая ладонями горячий лоб.

Она смертельно устала.

Последние два года дались герцогине тяжелее, чем кому-либо еще. Кроме трехлетнего председательствования на Генеральных штатах, где на плечи воистину всесильной герцогини легли заботы каждого из входящих туда сословий, ей приходилось переживать за всё и за всех при дворе, включая и раскисшего Шарля. А тот – ладно бы просто не помогал – так еще и начал мешать, отправляя в опалу людей полезных и достойных и приближая к себе тех, кого мадам Иоланда переносила с трудом.

К примеру таких, как незабвенный Ла Тремуй.

Его возвращение ко двору можно было бы назвать воцарением. Причем воцарением успешным и крайне оппозиционным тому единоличному влиянию на дофина, которым обладала не так давно герцогиня Анжуйская!

* * *

Стать полезным при дворе, напоминающем чумное поселение – то ли выживешь, то ли нет – задача не самая сложная. Особенно для того, кто не просто хорошо умел ориентироваться в запутанном лабиринте интриг, но и находил в этом большее удовольствие, чем в жизни прямой и открытой.

Ла Тремуй прекрасно знал, чем чревата честная жизнь.

Прежде всего – это путы всевозможных заповедей, неписаных правил и внутренних запретов на дела, даже слегка припахивающие бесчестьем. А в результате – прекрасная возможность для любого менее щепетильного манипулировать всяким спеленатым собственными убеждениями человеком как заблагорассудится. Нужно только придать манипуляциям видимость правого дела и хорошо обосновать. А дальше – пойдет как по маслу.

Честным людям как исполнителям – просто нет цены! Но Ла Тремуй считал, что слишком умен для такой унизительной роли. Посему выбрал поприще незаметного придворного интригана – более интересное и выгодное, на котором он мог блеснуть, не привлекая ненужного внимания, а в исполнители подыскать кого-то до глупости честного.

Взять, к примеру, мессира де Ришемон.

Верный данному супруге слову, что отомстит убийце её брата, мессир Артюр охотно помог Ла Тремую сначала закрепиться возле дофина, а потом сделать всё, чтобы убрать де Жиака, в финале величественно приняв на себя вину за гибель последнего.

Это дело оказалось таким легким, что Ла Тремуй даже заскучал.

Не вмешался никто, включая и герцогиню Анжуйскую, которая – вот уж удача – узнавала теперь всё творящееся при дворе далеко не самой первой.

И слава Богу! Нельзя сидеть на всех стульях сразу! А она сидела слишком долго! Тёща, «матушка», первейший советник…

Впрочем, если пузырь слишком раздут, его надо просто поддуть ещё больше, и тогда он вернее всего лопнет.

Мадам сама себе всё испортила, когда стала настойчиво реанимировать при дворе коронованного дофина Генеральные штаты. Дело бесспорно стоящее и могло принести солидную поддержку ото всех имущих сословий. Но Ла Тремуй мгновенно усмотрел в этом собственную выгоду.

– Тут нужен тонкий и очень преданный нашему делу политик, – заявил он как-то в присутствии нескольких влиятельных особ. – Председательствующему на собраниях Генеральных штатов должны верить безоговорочно. Я далек от предрассудков, что женский ум короче мужского. Человека, более тонкого и более преданного нашему дофину, чем её светлость герцогиня Анжуйская, не сыскать, не так ли? – И добавил со смешком, снижающим пафос слов, – Тем более, что её преданность – единственный путь спасти её Анжу…

Все посмеялись этому, как шутке. Но призадумались. А потом, учитывая характер Шарля, который чуть что – кидался искать виноватых среди тех, кто за что-то отвечал, единогласно выбрали председателем Генеральных штатов мадам Иоланду.

И всё! И герцогиня мгновенно «лопнула», не успевая следить за всем сразу, как это было раньше! А остальное – дело техники, которой Ла Тремуй владел в совершенстве!

Сначала несколько настойчивых намеков дофину о том, как бессовестно обворовывал казну де Жиак. Затем, пока эта информация еще переваривалась, несколько слов Ришемону, после чего де Жиак вдруг бесследно исчез. И исчез очень удачно – как раз накануне созревшего у дофина решения начать следствие по его делам. А дальше…

Ах, какой лицедей пропал в Ла Тремуе! Родись он в нищете, он бы и тогда сумел стать заметной личностью, выступая на подмостках какого-нибудь балагана. Только жаль, что никто не видел метаморфоз, происходящих с ним в те дни!

При дворе это был тихий, но очень заботливый придворный, всегда готовый оказать услугу всего лишь в обмен на дружбу. Он с застенчивым негодованием выслушивал предположения, куда мог сбежать проворовавшийся де Жиак и соглашался с каждым. Всегда был рядом в тот момент, когда Шарлю требовалось отдохнуть, отвлечься и поиграть в карты или в шахматы. И всегда готов был дать очень удобный, не обременяющий ничем совет, от которого и толку-то особого не было, зато читалась забота и самое искреннее участие!

Однако за пределами дворца, в небольшом замке, куда они вместе