ввели в дело свежие войска и не только загнали противника в город, но и овладели участком стены (Diod. XXIV, 1). Тогда Гимилькон воспользовался тем, что неприятель скучился в одном месте, и атаковал его с разных направлений. Множество легионеров были перебиты, остальные спаслись бегством (Diod. XXIV, 1).

Через некоторое время Лонг и Серран повторили атаку. Но Гимилькон вновь оказал врагам достойное сопротивление. Выдвинув вперед греческих гоплитов и галльских мечников сдерживать врага, он приказал горожанам строить новый рубеж обороны. И как только укрепления были закончены, за ними укрылись воины гарнизона. Консулы распорядились продолжать атаки, и по улицам Лилибея медленно поползли стенобитные орудия, чтобы разрушить недавно возведенные стены. На других участках фронта, где городские укрепления еще не были разрушены, Гимилькон распорядился вести подкопы под вражеские осадные башни и насыпи, с помощью которых римляне планировали прорваться в Лилибей с других направлений.

Но командир гарнизона не собирался отсиживаться за стенами, а применял тактику активной обороны. Карфагенские отряды регулярно делали вылазки за линию городских укреплений и пытались нащупать брешь в боевых порядках противника. Ожесточенные рукопашные схватки, во время которых обе стороны несли тяжелые потери, происходили каждый день. Но все попытки пунийцев поджечь вражескую осадную технику заканчивались неудачей, поскольку им ни разу не удалось сбить римлян с позиций.

Неожиданно ситуация в Лилибее резко обострилась. И произошло это не потому, что римляне приложили для этого какие-либо титанические усилия, а потому, что командиры наемников составили заговор с целью передачи города римлянам. Но заговорщики допустили серьезную ошибку, поскольку не выяснили досконально настроение своих людей, а сразу же под покровом ночи отправились в римский лагерь, где и встретились с консулами. Но пока предатели обсуждали с Лонгом и Серраном детали предстоящей операции, о заговоре узнал Гимилькон.

К командиру гарнизона явился ахеец Алексон[61], пользовавшийся большим уважением среди греческих наемников, и рассказал об измене. Гимилькон не растерялся и быстро вызвал к себе оставшихся в городе командиров наемных отрядов. На встрече он вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию, после чего предложил военачальникам большие деньги и ценные подарки. Гимилькон сам себя превзошел в красноречии и сумел убедить солдат удачи сохранить верность Карфагену. Склонив на свою сторону командный состав, Гимилькон решил заняться простыми воинами. Договариваться с эллинами отправился Алексон, а с галлами – военачальник Ганнибал, сын того самого Ганнибала, который потерпел поражение в битве при Милах и затем был казнен своими воинами. Ганнибал, сын Ганнибала, некогда воевал вместе с этими кельтами, и поэтому они прислушивались к его словам. Посланцы Гимилькона обратились к наемникам от имени командира гарнизона, поручились за щедрое вознаграждение с его стороны и без труда убедили солдат оставаться верными взятым на себя обязательствам. Когда наутро к стенам Лилибея подошли бежавшие в римский лагерь командиры наемников и обратились к своим людям с призывами открыть ворота римлянам, то получили в ответ только брань и оскорбления. Затем с укреплений полетели камни и стрелы, после чего предатели поспешно скрылись. Угроза захвата Лилибея с помощью измены миновала.

К этому времени в Карфагене было принято решение послать в осажденный город подкрепление в количестве 10 000 воинов. Была снаряжена эскадра из 50 кораблей, командиром которой был назначен военачальник Ганнибал, сын Гамилькара. Полибий называет его триерархом, очевидно, подразумевая под этим, что Ганнибал командовал соединением из нескольких десятков кораблей. Историк добавляет, что этот человек был лучшим другом Атарбала, командующего карфагенским флотом в Дрепане. Из этого следует, что Ганнибал был морским офицером, воевал под началом старшего товарища и хорошо знал свое дело. Все свои лучшие профессиональные качества командир эскадры продемонстрировал во время прорыва в гавань Лилибея.

Карфагенские корабли подошли к Эгадским островам, находившимся недалеко от Лилибея, и стали дожидаться попутного ветра. Ганнибал знал, что вход в гавань стережет римский флот, но не сомневался в успехе, делая ставку на лучшее качество своих кораблей и высочайшее мастерство карфагенских моряков. И как только задул нужный ветер, Ганнибал приказал сниматься с якоря, поднимать паруса и держать курс на Лилибей. Карфагенские воины, изготовившись к бою, замерли на палубах, гребцы изо всех сил налегали на весла, и корабли, как выпущенные из лука стрелы, полетели по направлению к гавани.

Римское командование оказалось застигнуто врасплох, на многих квинквиремах просто не было личного состава, поскольку моряки и морские пехотинцы сошли на берег. Командиры остальных судов банально испугались и не вышли в море, опасаясь, что сильный ветер загонит их корабли во вражескую гавань. Ганнибал не ошибся в своих предположениях, и римляне могли только со злобой смотреть, как карфагенский флот на всех парусах стремительно входит в порт Лилибея. Зрелище было впечатляющее. Столпившиеся на стенах горожане и воины гарнизона приветствовали эскадру радостными криками и рукоплесканиями, восхищаясь мастерством кормчих и гребцов. Десятки кораблей искусно маневрировали в гавани, моряки быстро убирали паруса и готовились к высадке войск. Вскоре по улицам Лилибея по направлению к казармам маршировали колонны ливийских копейщиков, а Гимилькон принимал Ганнибала и прибывших с ним командиров.

На следующий день командир гарнизона собрал военный совет. Он учитывал, что в данный момент боевой дух среди наемников необычайно высок, а прибывшие из Карфагена воины рвутся в бой. Поэтому Гимилькон решил вернуться к своему прежнему плану и повторить, но в гораздо более крупных масштабах, попытку уничтожения римской осадной техники. Командиры частей одобрили это решение, и тогда военачальник созвал воинов на собрание. Гимилькон вновь блеснул искусством оратора, говорил ярко и убедительно, периодически напоминая наемникам то о наградах и денежных выплатах, то о воинской славе и подвигах на поле брани. Его речь имела большой успех, кельты и греки били рукоятками мечей по обитым железом краям щитов и требовали, чтобы их немедленно вели против римлян. Подняв боевой дух наемников, Гимилькон похвалил их за храбрость и усердие, после чего приказал отдыхать и готовиться к битве. Сам же отправился во дворец, где собрались командиры и военачальники. На военном совете Гимилькон объявил время атаки, указал места сосредоточения войск и наметил те пункты вражеской оборонительной линии, по которым необходимо нанести удар. На чем и закрыл совещание.

Перед рассветом распахнулись крепостные ворота, и карфагеняне с нескольких направлений атаковали римские позиции. Битва за Лилибей началась. Но консулы предполагали, что, получив подкрепление из Карфагена, Гимилькон перейдет к активным действиям, и поэтому держали свои войска в полной боевой готовности. Вражеское наступление не оказалось для римлян неожиданностью. Стоя на валу, легионеры забросали карфагенян копьями, вытащили из ножен мечи и приготовились к рукопашной. Но пунийцев было не остановить. Греческие гоплиты попрыгали в ров