и подняли над головой щиты, по которым устремились на вал галльские мечники. Кельты мощным натиском смели с насыпи гастатов и ворвались в римское расположение. В бой вступили принципы, а затем Лонг и Серран ввели в дело триариев. Но из Лилибея подходили все новые и новые отряды, а когда на вал вскарабкались греческие наемники, дела римлян стали совсем плохи. Двадцать тысяч воинов Гимилькона неудержимо рвались вперед, сметая все на своем пути. Взошло солнце и осветило картину побоища. Сражение шло жесточайшее, поскольку обе стороны бросили в битву все свои силы. Гимилькон лично вел своих людей вперед, пытаясь прорваться к вражеским осадным сооружениям, а консулы во главе отборных манипул пытались остановить этот натиск. Оба войска перемешались, боевые порядки нарушились, и каждый теперь сражался сам по себе, битва превращалась в серию затяжных поединков. Бились на валу, у рва, среди навесов и таранов, у городских ворот и подножия крепостных стен. Все пространство от укреплений Лилибея до палаток легионеров было заполнено сражающимися людьми. В одном месте наступали римляне, оттесняя своих врагов обратно в город, в другом месте пунийцы прорвались к метательным машинам и приступили к их разрушению. В руках галлов и эллинов замелькали факелы, и вскоре столбы черного дыма потянулись к ярко-синему сицилийскому небу.

Кельты неистовствовали, рубя римлян направо и налево длинными мечами, ливийцы кололи врагов копьями, гоплиты сбивали легионеров с ног ударами тяжелых круглых щитов и добивали на земле ударами кописов. Но гастаты, принципы и триарии стояли насмерть, предпочитая умереть, но не отступить с позиций. Римляне отчаянно защищали свою осадную технику, и после продолжительного боя яростный натиск карфагенян постепенно стал ослабевать. Гимилькон видел, что его войска понесли большие потери, устали, а вражеские осадные машины все еще не уничтожены. Урон, который карфагеняне сумели нанести инженерным сооружениям врага, был незначительный. И если так будет продолжаться дальше, то командир гарнизона Лилибея рискует остаться без войска. Поэтому Гимилькон приказал трубить отступление и стал отводить войска в город. Битва закончилась так же внезапно, как и началась.

Консулы с облегчением вздохнули, когда увидели, что карфагеняне уходят в Лилибей, они уже не надеялись отстоять лагерь и осадную технику. Серран и Лонг не стали искушать судьбу и преследовать отступающего противника, а приступили к наведению порядка в лагере. Легионеры начали восстанавливать разрушенные укрепления, чинить метательные машины, заново сколачивать тараны и навесы. Поэтому вскоре Гимилькон вновь столкнулся с проблемами, которые доставляли гарнизону осадные работы римлян. Исходя из того, что судьба Лилибея должна была решиться в боях на суше, командир эскадры Ганнибал решил перевести свои корабли в Дрепан, где базировался карфагенский флот под командованием Атарбала.

* * *

С обороной Лилибея связана одна очень интересная история. После того как эскадра Ганнибала передислоцировалась в Дрепан, связь между Карфагеном и осажденным городом прервалась. Правительство пребывало в неведении о ходе боевых действий, что в свою очередь могло привести к очень негативным последствиям. Но там, где государство оказалось бессильным, на выручку пришла частная инициатива. Некий знатный карфагенянин по имени Ганнибал, по прозвищу Родосец прибыл на заседание совета и предложил свои услуги в деле прорыва информационной блокады Лилибея. Он хотел на своем корабле проникнуть в городскую гавань, получить от Гимилькона необходимые сведения и вернуться в Карфаген. Члены совета полностью поддержали предложение Ганнибала, который в скором времени снарядил пентеру и отплыл в Лилибей.

О том, кто такой был Ганнибал Родосец, можно говорить только предположительно. Полибий пишет, что это был «знатный гражданин» (I, 46), хотя само прозвище – Родосец – может говорить о том, что он либо долгое время жил на этом острове, либо имел там какие-либо дела. Не исключено, что Ганнибал был купцом и вел активную торговлю с Родосом. Или же был капитаном корабля, совершающим регулярные плавания в этот регион. Но это будет лишь предположением.

Предприятие, которое задумал храбрый карфагенянин, было очень опасным, поскольку римские корабли постоянно дежурили у входа в гавань Лилибея. Однако Ганнибала это не смутило. Незаметно подойдя к расположенным недалеко от Лилибея островам, он дождался попутного ветра и устремился вперед. Карфагенский корабль на всех парусах пролетел мимо римских трирем, несущих сторожевую службу, и под восторженные крики воинов гарнизона вошел в городскую гавань. Встретившись с Гимильконом и получив от него всю необходимую информацию, на следующий день Ганнибал отплыл в Карфаген.

Но и римляне не дремали. Консулы пришли к выводу, что прорыв пунийского корабля в Лилибей произошел только потому, что для охраны входа во вражескую гавань было выделено недостаточное количество сторожевых судов. Ошибку исправили, и на следующий день уже десять трирем сторожили корабль Ганнибала, переместившись как можно ближе к лагуне. Но Родосец только посмеялся над усилиями своих врагов. Прирожденный моряк, он очень хорошо знал прибрежные воды Лилибея, все отмели и подводные течения, а команда его корабля состояла из высочайших профессионалов своего дела. Рассчитав все до мелочей, Ганнибал повел свой быстроходный корабль на прорыв и выскочил в открытое море на глазах у изумленных римлян, не успевших даже сняться с якорей. Отплыв на небольшое расстояние, Родосец, издеваясь над противником, приказал остановить судно и «вызывающе» (Polyb. I, 46) поднять одно весло. Римляне не могли состязаться в скорости гребли с моряками Ганнибала, и вскоре одинокий парус скрылся за линией горизонта. Командиры трирем получили звонкую пощечину от своего карфагенского оппонента и решили приложить все силы, чтобы поймать и достойно покарать наглеца.

Ганнибал был неуловим. Родосец регулярно совершал стремительные рейды из Карфагена в Лилибей и обратно, извещая членов совета о нуждах осажденного гарнизона. Своей смелостью и искусством морехода Ганнибал внушал карфагенянам надежду на победу, а у римлян вызывал лишь бессильные приступы злобы. Полибий сохранил описание маневра, с помощью которого Родосец проникал в гавань Лилибея: «Проплыв открытое море и показавшись перед гаванью, он делал такой поворот, как бы выходил из Италии, и направлялся к приморской башне так, что эта последняя прикрывала собою все прочие башни, обращенные к Ливии; только этим способом и можно было попасть при попутном ветре в устье гавани» (I, 47). Но римляне сдаваться не собирались и прилагали массу усилий, чтобы покончить с этими дерзкими рейдами. Результат получился прямо противоположный, поскольку в Карфагене нашлись другие добровольцы, на свой страх и риск выходившие в открытое море. Уже не только Родосец курсировал на своем корабле между осажденным городом и столицей. Таким образом, благодаря инициативе Ганнибала, связь между Лилибеем и Карфагеном стала регулярной и постоянной.

От отчаяния римляне решили заблокировать вход в гавань и затопили на фарватере пятнадцать