заслугу на себя. Она рассмеялась. Выезжая с парковки, я взял ее за руку, переплетая наши пальцы.

— Элайджа.

Мне не понравился тон ее голоса. Он вызывал у меня нечто сродни изжоге. Я не думал, что произойдет, если она пожалеет о прошлой ночи. Что, если она отстранится? Ни Хэдли. Ни Люси. Ни Элая.

Я забыл, как дышать, а мое сердце на мгновение остановилось при мысли о том, что она…

Должно быть, именно так ощущается смерть. Мысль о потери того, что изначально не принадлежало мне.

— Не надо, — сказал я, крепче сжимая ее руку в своей. — Не смотри и не говори с сожалением. Я знаю, что ты мама, и у тебя полно забот. Я буду рядом. С твоими детьми. Даже если это означает, что я никогда не смогу пригласить тебя на первое свидание одну, я хочу быть здесь, с тобой.

У меня сдавило грудь, когда она выдернула свою руку из моей.

— Ты очень нравишься Люси. Я не хочу разрушать ту дружбу, которая у нее с тобой, и то, что у тебя с нашей семьёй. Мне страшно. — Я взглянул на нее и увидел, что ее глаза остекленели. — Я боюсь потерять нашего друга Элайджи, когда все пойдет наперекосяк.

Я снова схватил ее за руку, не в силах вынести ее страхи.

— Почему я не могу быть и тем, и другим? Я могу быть всем, что тебе нужно. Что касается того, что все пойдет наперекосяк? Этого никогда не случится.

Она не убрала руку, но краем глаза я увидел, как она отвернулась к окну.

— Ты этого не знаешь.

— Знаю, потому что единственный вариант, что я оставлю вас — это если ты попросишь меня об этом.

Теперь я чувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Чего ты от меня хочешь?

Поднеся ее руку к губам, поцеловал костяшки пальцев. Я взглянул на Хэдли и сказал:

— Всего.

Наконец она прошептала:

— Ты говоришь серьезно.

— Детка, я очень серьезен. — Я положил наши руки себе на колени. — Я хочу всего, что ты можешь мне дать. Если ты хочешь, чтобы я сделала шаг назад, я сделаю, но я все равно буду прибегать каждый раз, когда Люси позвонит, и, конечно же, буду флиртовать с тобой при каждом удобном случае. Даже если ты какое-то время не будешь пускать меня в свою тугую киску, я никуда не денусь.

Я видел, как она сжала ноги вместе и приложила руку ко лбу.

— Мне нужно думать о Люси и Элае и о том, как наши отношения повлияют на них.

______

В течение двух дней и двух долгих вечеров Хэдли заставляла меня держать руки при себе. Я видел, как в ее голове крутятся колесики: как нам вернуться к тому, что было до того, как Элайджа заставил меня кончить своим ртом на кухонном столе?

Было забавно наблюдать за тем, как энергично она его чистила на следующий день. Когда она заметила, что я наблюдаю за ней со своего места на диване рядом с Люси, ее щеки стали ярко-красными, и она выгнала меня. Хэдли, с выбившимися из пучка светлыми прядями и все еще одетая в медицинскую одежду, выглядела словно дикарка, когда пыталась вытолкнуть меня за дверь.

— Прекрати, — отругала она меня.

— Что прекратить?

Я вперил в нее испепеляющий взгляд, и она замолчала.

Я знал, чего она боится. Я видел это в ее глазах, но я также видел, как сильно она хотела обладать мной. Для независимой женщины, которой причинили боль, мысль о том, чтобы быть со мной, наверняка, приводила Хэдли в ужас. Я был безопасен в качестве друга Элайджи… соседа, который нравился ее дочери… Но я хотел большего. Я хотел однажды вернуться с ними домой. Я хотел быть всегда рядом. Не покидать их. Стать её мужем. Отчимом. Остаться навсегда.

Следующий вечер ничем не отличался от обычного. Правда, она была немного более раздражительной, чем обычно. Я заехал за ней, сказал, какая она великолепная, и мы поехали за детьми к её родителям. Она отчитала меня за то, что я неправильно пристегнул Люси, а затем оттолкнула, чтобы сделать все правильно. Еще больше её разозлило, когда я пытался понять, что делаю не так. Элай капризничал, Люси была голодна, а их мать ругалась на всех нас.

Люси хотела конфет. Я попал в беду, остановившись на заправке, чтобы купить их ей. Хэдли конфисковала конфеты и держала их при себе, пока Люси не поела, когда мы добрались до квартиры. Я молчал в тряпочку. По звериному оскалу на симпатичном лице Хэдли я понял, что ей не терпится поссориться со мной.

Я знал, что она делает. Она саботировала. Она не знала, что со мной делать. Она не могла понять, чего я хочу от них. Она смотрела на меня с ужасом.

Все, чего мне хотелось, — это заключить ее в объятия и заверить, что я не уйду. Я хотел бы избавить её от всех неуверенностей, которые ей внушил бывший мудак, но я знал, что так не получится. Единственное, что я мог сделать, — доказать ей, но это могло произойти, только если она впустит меня в свою жизнь.

— Что ты до сих пор здесь делаешь? — огрызнулась Хэдли, стоя у плиты и переворачивая бургеры.

Люси оторвала взгляд от книжки-раскраски, драматично уронив карандаш.

— Почему ты так груба с Элайджи?

Хэдли посмотрела на дочь и пролепетала:

— Это не так.

— Так. Ты накричал на Элайджи, когда он пристегнул меня не так, как ты ему показывала. А потом отругала его за то, что он купил мне конфеты.

— Сначала тебе нужно поесть, — вздохнула Хэдли.

— Ты злюка, — сказала Люси, беря фиолетовый карандаш.

Хэдли уставилась на нее, словно хотела что-то сказать, но, похоже, передумала, вздохнула и повернулась к плите. Элай заплакал. Чувствуя себя осмелевшим, я встал со стула.

— Я возьму его.

Хэдли повернулась и сузила глаза.

— Я сама, — сказала она, как я и предполагал.

Я последовал за ней к люльке в гостиной.

— Элайджаааа, — протянула она, прижимая к себе Элая.

— Тебе нужно остыть, — прошептал я, убирая выбившиеся волосы с ее лица и лба.

— Это тебе нужно остыть, — пробурчала она.

Я вздохнул.

— Ты такая предсказуемая.

— Что? — прошептала она.

— Ты пытаешься заставить меня изменить свои чувства. — Я обхватил ее за плечи. — Детка, я здесь, чтобы сказать тебе, что у тебя ничего не выйдет. Я хочу тебя, несмотря ни на что. — Я наклонил голову и ухмыльнулся. — Особенно сейчас. Я могу помочь тебе расслабиться…

— Шшш, —