– А где она поет? Сводишь меня послушать?

По части двусмысленных взглядов Силас был мастером, но взгляд, который он метнул на Джослина в это мгновение, был самым двусмысленным из всех. Он прыснул, скрестив руки и прижав большой палец к губам, как, наверное, прыснул бы человек, севший на ежа.

– Может быть, – сказал он загадочно. – Когда-нибудь.

Силас включил радио, оно долго разогревалось и наконец выдало хрипловатую и пришепетывающую джазовую мелодию.

– А Космо? Про его личную жизнь ты знаешь?

– Он-то? – фыркнул Силас, крутя ручки приемника. – Космо не влюбляется, он гуляка, оранжевые губки меняет как перчатки. Слышишь пианино, дружище? Запомни, это Телониус Монк, и еще никто никогда так не играл. Послушай.

Джослин послушал.

– Как тебе? – спросил Силас.

– Заковыристо. Немного действует на нервы, если любишь Шопена, как люблю его я. Но впечатляет, не спорю.

Силас взъерошил ему волосы, расплывшись в улыбке.

– I love you, Frenchy. Свожу тебя на днях его послушать в Минтонс Плейхаус.

Когда он ушел, Джослин вытер перо платочком-клинексом – гениальное изобретение! Хотя сморкаться в них он пока не решался… – и снова сел за письмо.

Музыка по радио кончилась, пошли новости. Джослин размял пальцы и заправил ручку чернилами. Чтобы не спеша обдумать, что писать дальше, он прибавил звук.

…Признав перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, что был коммунистом до 1938 года, знаменитый журналист из «Таймс» Уиттекер Чемберс выдает Элджера Хисса и обвиняет его в шпионаже в пользу СССР…

Джослин еще ни разу не упоминал в письмах Роземонде о своем знакомстве с Дидо и Просперо Беззеридес.

…эффект разорвавшейся бомбы. Шпион в лоне федеральной администрации! Элджер Хисс работал в Департаменте юстиции нашей страны, был вхож к президенту Рузвельту и имел доступ к международным досье высокой секретности. Обвиняемый категорически отрицает свою причастность к советской агентуре…

Как – ну как, скажите? – рассказать сестре, готовящейся принять постриг, что он слушал танго в гостях у девушки с конским хвостиком и в закатанных белых носочках, лакомился с ней горячими каштанами из газетного кулька, смотрел фильм про фигуристку, и в эти полтора часа их разделяли всего пять сантиметров, и что глаза у нее темные, как мед из Сент-Ильё? Как?

Он заходил сегодня к Беззеридесам.

Ему открыл Просперо с тонкой кисточкой в руках, с которой капала синяя краска.

Джослин надеялся, что его впустят.

– Дидо дома?

– Нет ее. Она же вице-председатель этой своей ассоциации, сам знаешь. Времени на нее тратит больше, чем если бы была Государственным секретарем по обороне страны. Я скажу ей, что ты заходил.

Джослин встряхнул ручку и склонился над письмом.

Представь себе, после Хэллоуина американцы отмечают еще один праздник, чтобы не скучать до Рождества: День благодарения. Это четвертый четверг ноября. Так что в прошлый четверг вечером весь пансион собрался за столом, и мы ели индейку, больше похожую на теленка (миссис Мерл, должно быть, поделилась с фермером своим удобрением для хризантем!). Даже старая мисс Артемисия снизошла и почтила нас своим присутствием! Когда я увидел, что птицу здесь подают с яблоками и вареньем, не сразу решился попробовать. Сладкое с соленым – довольно странно, правда? Тем более что варенье было из тыквы! Да-да, ты правильно прочла: из тыквы. Ты меня знаешь, я хорошо воспитан… Ну вот, сначала было непривычно, но оказалось… вкусно. Я подумал, что это сама Америка у меня перед глазами и во рту, такая вот страна, наполовину сладкая, наполовину соленая…

Сладкая, соленая и ни в чём не знающая меры. Индейка с теленка, хризантемы с гриву льва… Пантагрюэль не отказался бы перебраться сюда с берегов Луары и стать американским гражданином.

Джослин почувствовал, как забегали в руке мурашки. Он встал и пошел налить себе стакан воды, прислушиваясь к радио.

…Сенатор штата Калифорния мистер Ричард Никсон, член комиссии, заверил, что будет сделано всё, чтобы очистить Америку от коммунистической заразы. А теперь послушаем I’m in the Mood for Love, и с вами «Бриз», вентилятор, производящий меньше шума, чем муха. Бр-риз-з-з-з…

– Я не помешала, Джо?

Он чуть не выронил стакан.

– Я стучала, – принялась оправдываться Пейдж. – Ты не слышал, у тебя тут радио.

Джослин выключил приемник и улыбнулся девушке. Не ищет ли она опять, с кем бы порепетировать поцелуй? До него вдруг дошло, что после того памятного посещения театра в пижаме Пейдж перестала носить косы, которые так ей шли, укладывала волосы в пучок на затылке и выглядела с ним театрально и самодостаточно, как студентки в кампусе Пенхалигона.

– Мне нужна твоя помощь.

У нее был строгий вид в закрытом платье с длинными рукавами (правда, приятного рыжеватого цвета) с воротником и манжетами из искусственной норки. К счастью, канареечно-желтый пояс демонстрировал всему миру ее тонкую талию. Она прижимала к сердцу красный блокнот, а из-за уха торчал карандаш.

– Я решила возобновить уроки французского, я его учила в лицее, – начала она почему-то смущенно. – Я… не очень хорошо успевала. Впору удивляться, как вам, французам, удается выучить ваш язык.

– С трудом, – поддержал он шутку. – И зачастую плохо.

Отложив ручку, он прикрыл письмо сестре чистым листом.

– Я тут составила список, – продолжала Пейдж. – Не могу найти английские эквиваленты. Вот, зачитываю: «пописать в скрипку», «принять мочевой пузырь за фонарь», «прокатить на лодке».

Джослин вытаращил глаза и на всякий случай обратился к своему двуязычному словарю.

Полчаса прошли за дедукциями и индукциями, они сравнивали, предполагали, переводили. В конечном счете загадки Пейдж получили следующие английские разгадки: «пустить коту под хвост», «попасть пальцем в небо» и «водить за нос». Их это очень развеселило, и следующие полчаса они провели сидя на полу, в поисках новых выражений, делающих грамматику не такой скучной.

Наконец Пейдж закрыла блокнот, куда всё старательно записала.

– Огромное спасибо, Джо, – сказала она с удовлетворенным вздохом. – Это было здорово.

– Зачем тебе учить французский, Пейдж?

В его вопросе было многоточие, которого Пейдж не уловила.

– Это… может пригодиться, если придется играть во французских пьесах, ведь правда?

Ее глаза в крапинку подернулись дымкой невысказанной мысли.

– И только? – спросил Джослин, слегка задетый.

– И чтобы читать меню в дорогих ресторанах! – добавила она задорно, но задор был чуточку вымученный.

– Это всё из-за того человека? – тихо спросил он. – Того, что толкнул нас в тот вечер у театра, когда мы ждали остальных? Я видел, как он на тебя смотрел. Ты его знаешь?