Встаю с кровати, поднимаю с пола бутылку, глотаю текилу из горла, обжигая горло и пустой желудок, и вновь прохожусь с бутылкой в руках по комнатам. Здесь все на месте. Ее вещи на полках, косметика в ванной, игрушки Эли, даже еда, которую королева готовила, в холодильнике.

Все на месте, а Кристины нет.

— Твое место здесь, со мной! Слышишь?! — кричу в стену. — Вернись! Сука!

Еще пару глотков крепкого алкоголя гасят мою агонию, и я снова впадаю в коматоз.

Я вымотан. Спать вообще не могу. Как только закрываю глаза — вижу ее. Руки, губы, глаза, стоны, улыбку, возбуждённый смех, томный голос. Она сверху, двигается, прогибается, закатывает глаза. Но в моих видениях она не со мной! Не на мне, не подо мной, не для меня улыбается и стонет.

Она с мужем!

Всегда с мужем!

Не могу выносить этих картинок; как на рапиде, в моем больном воображении, поэтому предпочитаю не спать.

Пошатывает, тело ватное, но опьянения не чувствую, голова ясная. А я хочу отключиться. Выстрелите мне кто-нибудь в голову!

Возвращаюсь в комнату, выкидываю все вещи Кристины на пол, крушу все, что попадётся под руку. Ее косметика летит на пол, что-то разбивается, рассыпается, мои кулаки врезаются в стену, разбиваясь в кровь. На светлых обоях багровые пятна. А мне не больно! Мне совершенно не больно! Я, словно бесчувственная машина, калечу себя, но не могу заглушить душевную боль. Она настолько сильная, что отключает мне тело.

Выдыхаюсь, хватаю бутылку текилы, еще пара обжигающих глотков, и меня опять сносит в прострацию. Единственное, что я не трогаю, это вещи ребенка. Игрушки, бантики, заколочки, одежду, елку и чертовы огоньки, которые я все-таки купил и повесил. Красиво.

Елочка, мать твою, гори…

Сажусь в гостиной на пол, облокачиваюсь на диван, смотря на мелькающие огни елки. Снова ухожу в себя и свои болевые ощущения.

— Ну пи*дец!

Поднимаю голову и вижу, как в гостиную проходит Сева.

— Как ты вошел? — спрашиваю я.

— Дверь открыта, — поясняет друг и садится вместе со мной на пол. Да, я не запер дверь. Я держу ее открытой для нее.

Моя королева не вернется, но мне легче оттого, что дверь всегда открыта.

— Макс… — начинает Сева, проходясь ладонью по волосам.

— Не надо! — прерываю его я. — Со мной все нормально. Дай сигарету.

Вынимает из кармана пачку, зажигалку, протягивает мне.

Прикуриваю. Тошнит. Реально тошнит. Но я намеренно сильно затягиваюсь.

— Да что случилось-то?! — эмоционально спрашивает Сева. — На звонки не отвечаешь, сидишь тут, деградируешь.

Цокает, обращая внимание на мои разбитые руки.

— Не поверю, что все из-за бабы.

— Не из-за бабы! Она не баба! — агрессивно оскаливаюсь я.

— Ну из-за женщины. Ну потрахались, разбежались, когда это тебя парило?

Сглатываю. Закрываю глаза. Дышу глубже, чтобы не сорваться на друга. Не собираюсь ничего объяснять. Это моя боль, мне в ней оху*тельно. Оставьте меня с ней наедине.

— Хреново мне. Переболеть надо, — не узнаю собственный голос. — Косячок хочу. Организуй, — прошу его я.

— Да без проблем. Поехали в клуб. У Риты сегодня днюха. Развеешься, отвлечёшься, снимешь кого-нибудь. Быстрее переболеешь.

— У какой Риты?

— Ну квартирантка моей бабушки. Ты же сам ее подогнал.

— Вы вместе зависаете? — действительно удивлён.

— Ну как зависаем… Вот впечатляю девочку красивыми жестами. Организовал ей праздник. Зацепила она меня. Но сложная, пи*дец, — усмехается.

— А как же Машка?

— С ней… — неопределённо крутит пальцами.

— Троишь?

— Да, бля, не допрашивай меня, — отмахивается.

— Ладно.

Мне сейчас реально по хрену, что у него там. Мне бы в себе разобраться.

— Ладно, проехали.

Встаю с пола, иду в ванную. Умываюсь, смываю с рук кровь. Переодеваюсь. Штаны цвета хаки, черная толстовка с капюшоном. Закатываю рукава, застегиваю часы на запястье, наношу парфюм. Рассматриваю себя. Пойдёт. Снять кого-нибудь… трахнуть… не проблема. А вот надо ли мне это? Поможет или еще больше утопит? Посмотрим. Деградировать и саморазрушаться, так по полной. Вот такая, сука, болезнь любовь, и лечение — тоже жесть. Но мне надо…

***

Клуб. Насиженное место. Здесь почти все свои. С кем-то здороваюсь за руку, кому-то просто киваю. Пара местных официанток тискает меня. По-моему с одной я как-то зависал несколько дней. А может, не с ней. По хрену. Отвешиваю девочкам хорошие чаевые, целуют меня с обеих сторон в щеки. Убегают, но постоянно посматривают в мою сторону. Может, развести их на тройничок? Я могу.

Посмотрим…

Компания у нас небольшая. Пара ребят из сервиса, пара знакомых девочек, Сева с Ритой. Рыжая Лиса в новом амплуа. Неожиданно. Играет с Севой, дразнит его, но, видимо, не дает. Вот он и запал. Вставляет его игра. Пусть балуются. Хотя Лиса мне казалась мышкой… Но что я понимаю в женщинах. Со мной вон тоже поиграли и выкинули. Чувствую себя, как шлюха. Попользовали и вышвырнули.

Заеб*сь.

Никогда не был в этой позиции.

Но любовь поставила меня раком.

Я уже покурил волшебной травки. Зачётная. Меня вставляет. Вперемешку с текилой — так вообще ураган. Стало ли мне легче? Еще не понял. Скорее, отключило от реальности. Я где-то вне времени и этого пространства. Запрокидываю голову на спинку дивана, закрываю глаза, отключаюсь от всеобщей болтовни. Чувствую, как ко мне кто-то подсаживается.

— Ну что ты такой грустный? На себя не похож. Что-то случилось?

Это Рита. Не чувствую от нее флирта, как раньше. Скорее, сочувствие.

— Максим, — щипает меня за ногу. — На работе не появляешься. Не бойся, приставать не буду, — смеётся.

— А я уволился. Хреновый, знаешь ли, из меня кондитер.

— Это я давно поняла. Ну что вы все бежите-то из кафе? Я чего-то не знаю? Мне тоже стоит искать новое место работы?

— Кто «мы все»?

Мне в принципе по хрену кто. Спрашиваю только ради поддержания разговора.

— Ну ты, официантка там одна, Кристина Витальевна.

— Кристина уволилась? — поднимаю голову, выдавая реакцию. Грудь опять сдавливает в тиски, тупая боль разливается по телу.

— Да. Но она вроде переезжает в другой город. Точно не знаю. Вроде муж открывает бизнес в Питере.

— Точно?

— Да не знаю я. Слухи это. Она передо мной не отчитывалась. А между вами что-то было? — хитро спрашивает Лиса.

— Откуда такие выводы?

— Тоже слухи… — в глазах любопытство.

— Не было ничего.

Ничего стоящего. Ничего…

Это мне казалось, что глубоко и наразрыв. А для нее все было поверхностно. Инструмент мести мужу.

— Ну ладно, — отстает от меня Рита, переключаясь на разговор с Севой. Он ей что-то чешет про расширение жилплощади, предлагая объединить их комнаты в квартире бабули.

А меня отпускает кайф,