бритвы. Я сжал кулак — и пространство вокруг треснуло, как тонкий лед.

Понтифик рванул ко мне, его тело превратилось в живой факел.

Огонь лизал его доспехи, плавил камень под ногами. Его кулак, сжатый в огненный клинок, целился прямо в горло. Но я уже был быстрее.

Новая рука встретила его удар.

Пламя взорвалось, ослепив на мгновение. Но когда дым рассеялся — Понтифик уже летел назад, пробивая скалы одна за другой. Его доспехи треснули, обнажив развороченную плоть. В глазах мелькнуло нечто новое — страх.

Но останавливаться было нельзя.

Я впился зубами в собственное плечо.

Боль.

Острая, жгучая, сладкая.

Кровь хлестала фонтаном, но уже через мгновение плоть начала регенерировать. Новая кожа нарастала, как лава, застывающая в идеальных формах. Каждый укус делал меня сильнее. Каждый глоток — быстрее.

Тьма Умсы сгущалась вокруг, как жидкий асфальт, но отскакивала от моей новой плоти, словно встретив невидимый барьер. Его теневое копье, только что пронзившее мне живот, теперь извивалось в воздухе беспомощно, теряя форму.

— Ты перешел все границы, Пожиратель, — его голос звучал как скрип ржавых ворот, — Но даже ты не сможешь!..

Я не дал ему договорить.

Моя обновленная правая рука, покрытая теперь чешуйчатым панцирем с вкраплениями кристаллических наростов, рванулась вперед с неестественной скоростью.

Пальцы, удлинившиеся и заострившиеся, впились в теневое облачение Умсы. Что-то хрустнуло — не кость, не металл, а сама энергия Закона Тьмы.

Понтифик атаковал с фланга, его пламенный клинок описывал сложную траекторию, оставляя в воздухе дымящиеся руны. Три огненных кнута вырвались из лезвия.

Я ушел в кувырок, чувствуя, как жар прожигает спину. Новая плоть регенерировала мгновенно, но боль оставалась — острая, чистая, почти приятная в своей ясности.

И моя следующая атака уже была наготове, когда небо над нами раскололось.

Глава 68

Семургдалион обрушился на нас, как божественная кара. Его истинная форма — феникса была колоссальна и великолепна. А я почувствовал на языке привкус куриных крылышек.

— Ты забыл, червь! — его голос звучал как тысяча мечей, точильных о камень, — Мы — Байгу. Мы — вечны!

Я едва успел поднять руку, когда его клюв пронзил пространство в сантиметре от моего глаза. Воздух взорвался ультразвуковой волной, выбивая мне зубы. Новые выросли прежде, чем осколки старых упали на землю.

Из трещины, оставленной Семургдалионом, выполз Циарин. Гигантский муравей, обладатель Закона тиранической узурпации.

Четыре против одного. Умса и Понтифик слева, их энергии — тьма и огонь — странным образом резонировали, создавая смертоносный фиолетовый ореол. Семургдалион сверху, его крылья перекрыли солнце, погрузив все в мрачное сияние. Циарин справа, его мандибулы щелкали, испуская искры статического электричества.

Моя регенерация замедлилась. Новая плоть на левой ноге начала пузыриться, как перегретый пластик. Я почти полностью завершил аутофагию, остались только голова и сердце — самые важные и сложные органы, ядро моего Я.

Однако шансов на победу против трех Байгу и одного Мудреца даже в нынешнем состоянии, когда за аспектом чревоугодия начали подтягиваться и остальные, продолжая продвигать меня в последней эволюции.

Решение пришло мгновенно.

Сердце билось так громко, что, казалось, заглушало все остальные звуки. Бум-бум. Бум-бум. Каждый удар посылал волны боли по всему телу.

Я вонзил когти в собственную грудь.

— Он… — начало Понтифика.

Кости трещали, как лед под ногами. Мясо рвалось с влажным хлюпающим звуком. Боль… о, эта божественная боль! Она очищала разум, делая все кристально ясным.

— Остановите его! — проревел Умса, но было уже поздно.

Я вырвал сердце.

Оно пульсировало в моей ладони, обливая пальцы густой, почти черной кровью. Горячее. Живое. Почти последний оплот старого «меня».

Семургдалион пикировал вниз, его клюв светился белым. Циарин выпустил залп зарядов из брюшных пор. Умса и Понтифик слились в единой атаке, их энергии сплелись в смертоносный фиолетовый луч.

Тьма поглотила сознание внезапно, как волна, накрывающая утопающего. В тот миг, когда зубы сомкнулись на собственном сердце, мир взорвался белой болью — и тут же провалился в бездну небытия.

Не сон, не забытье, а полное отсутствие всего. Ни времени, ни пространства, только пульсирующая пустота, где даже мысль не могла родиться.

Сознание вернулось внезапным электрическим разрядом. Я вдохнул — и тут же закашлялся, ощущая, как обожженные легкие наполняются едким дымом разрушенного мира. Глаза открывались с трудом — правый залит кровью, левый видел все в красноватой дымке.

Я лежал на спине, чувствуя, как острые осколки камней впиваются в обнаженные мышцы спины. Новое сердце — мое и не мое одновременно — бешено колотилось, разгоняя по жилам странную смесь силы и боли.

Левая рука, только что регенерировавшая, сияла алой энергией, пальцы непроизвольно сжимались в кулак. Правая — все еще покрытая трещинами, как старый фарфор — медленно подчинялась приказам мозга.

Девяносто девять с половиной процентов… вот только эта половина уже ничего не значила. Была она или не было — не важно. Теперь только последний шаг мог хоть что-то изменить.

Мысль оборвалась, когда тень накрыла меня.

Умса стоял в пяти метрах, его фигура растворялась в клубящейся тьме. Он не нападал сразу — оценивал, изучал. Его пальцы двигались в странном ритме, словно дирижируя невидимым оркестром. Тьма сгущалась вокруг, сковывала движения, как вязкий туман.

Справа, с характерным шелестом хитиновых пластин, выдвинулся Циарин. Его истинная форма — гигантский муравей с блестящим черным панцирем — казалась еще более чудовищной при свете бледного солнца.

Сверху, с оглушительным хлопком крыльев, опустился Семургдалион. Его фениксово оперение пылало, но пламя было тусклым — будто он не решался тратить силы зря. Вместо немедленной атаки он кружил над нами, как стервятник, выжидая момент.

Только Понтифик, появившийся слева, держал свой пламенный клинок наготове. Но даже он не спешил атаковать — его глаза, горящие холодным огнем, изучали нового меня с неприкрытым любопытством.

Я поднялся на одно колено, чувствуя, как не до конца зажившие мышцы ног протестуют против нагрузки. Новое сердце бешено колотилось, подпитывая тело странной энергией — сильной, но нестабильной, как перегретый двигатель.

Они боялись. Или просто не хотели рисковать. А я пока что медленно поднимался во весь рост.

Первым нарушил патовую ситуацию Циарин. Его атака была больше похожа на пробу — резкий бросок, жвалы сомкнулись в полуметре от меня, вынудив сделать шаг назад. В ответ я махнул рукой, использовав Шквал также естественно, как если бы это был простой джеб — энергетическая волна заставила его отскочить, но не причинила реального вреда.

Семургдалион воспользовался моментом, спикировав сверху. Я едва