позову на помощь! Какое ты имеешь право судить о моей жизни, поросячий хвост? Ну, чего топчешься? Забирай свои деньги, и чтоб духу твоего не было!

— А я не уйду, — упорствовал Эрнест. — Небось, прапорщика ты бы так не выгнала.

— Тебе дела до них нет. Они люди, а ты скотина.

Спокойным голосом, в котором простодушное удивление сочеталось с наивной надеждой, Эрнест задал Вилме вопрос, заставивший ее густо покраснеть. В тот же миг раздался громкий звук пощечины.

— А, так ты драться? — угрожающе заревел он, намереваясь показать ей силу своих кулаков.

Вилма схватила висевшую на стене сечку и замахнулась ею. Рот Эрнеста искривила недобрая усмешка. Громко засопев, он взял деньги, затем, остановившись в дверях, оглянулся и угрожающе пообещал:

— Попомнишь ты меня!..

— Я пойду к твоему отцу и расскажу, каков ты есть! — крикнула Вилма.

— Попробуй только! А этого не хочешь? — и Эрнест погрозил ей кулаком.

Возвращаясь домой, он всю дорогу ругался. «Шальная. Хвастунья. Еще бог знает что о себе воображает… Ну ничего, я ей… Так это не пройдет. Вертихвостка! Эх, подраться бы теперь с кем-нибудь!»

Во дворе его ожидал отец. За всеми переживаниями и волнениями Эрнест совсем забыл о проделке с лодкой, поэтому резкий тон отца в первый момент даже удивил его.

— Ну-ка расскажи, молодой человек, как ты продал лодку? Сколько получил и где деньги? Кто тебе вообще разрешил продавать ее?

— Лодку? — Эрнест, придя в себя, засмеялся. Смех получился неестественным, потому что в груди еще бушевала злоба. — Но ведь ты сам сказал, чтобы я искал покупателя. А когда я его нашел, так опять плохо. Неизвестно, как и угодить. Хотят продать, а когда продали — орут.

— Орут? — проворчал капитан, не зная, продолжать ли сердиться: в известной мере Эрнест прав. — Но почему ты не посоветовался со мной? Сделал все тайком, да еще меня посмешищем выставил.

— Откуда я мог знать, что ты тоже ищешь покупателя?

— Где деньги? — допрашивал капитан.

— Вот они, считай, — Эрнест протянул отцу кредитки. — Не взял ни копейки. Вы все только и знаете, кричите на меня. Что я, собака, что ли? Работаешь, словно лошадь, днем и ночью, а как только что случись, сразу: «Эрнест, Эрнест!»

— Что ты мелешь, кто на тебя кричит? — заговорил отец, заметно смягчаясь.

Эрнест, войдя в роль невинно оскорбленного, уже не мог остановиться и с упрямым видом, весь ощетинившись, стал подниматься к себе наверх. В итоге получилось, что обиженным оказался он. Он — бескорыстный труженик, все преследуют его.

Когда вечером семья Зитаров села за ужин, у капитана был смущенный вид. Он чувствовал себя виноватым. С Эрнестом все очень приветливо заговаривали. Вот что значит действовать решительно, по-мужски! С женщинами этот способ не оправдал себя, но во всех других случаях он годился.

8

Осенью на Эрнеста свалились новые заботы: в следующую мобилизацию ему придется явиться в призывную комиссию, и его, вероятно, отправят на фронт, а это парню совсем не по душе. На побережье редкий день не приходили извещения об убитых и раненых на поле боя; мало осталось семей, которые не понесли бы прямые или косвенные потери. Недавно из Вильно привезли гроб с телом единственного сына учителя Асныня, прапорщика, скончавшегося в госпитале от тяжелых ранений. Хоронил его чуть ли не весь приход. Полк, расположившийся на постой в имении, прислал оркестр и взвод солдат для прощального салюта. Пастор говорил о героизме, о царе и отечестве, внушал родителям, что не печалиться следует, а гордиться выпавшей на их долю честью. Прозвучал последний залп, взвод солдат выстроился и под звуки бравурного марша удалился с кладбища. Нельзя отрицать, что все было красиво и пышно, но простодушные люди не в силах были этого уразуметь, Жил на свете молодой, цветущий юноша, окончил школу, готовился к жизни, и вдруг его не стало. Почему? Кому это нужно? Какое может быть оправдание его гибели? Где те высокие идеи, ради которых люди превращаются в прах?

Эрнест не задумывался над такими вопросами, не искал идейного оправдания своему нежеланию воевать. Он понимал только одно: война ужасна, разрушительна; война — это смерть и страдания, утомительные походы и сидение в сырых окопах, жизнь без всяких удобств и подчинение воле многочисленных начальников. Здесь, дома, у него была собственная комнатка, а в армии его ждет противная казарма или сырая землянка. Здесь он свободен, спит и работает по своему усмотрению, там ему придется подчиняться чужой воле. Всякий имеющий несколько полосок на погонах станет кричать на него, бранить и гонять, и он не посмеет сопротивляться. Нет, подобная перспектива не прельщала Эрнеста.

«И зачем я тогда не уехал с Ингусом? — думал он. — Он ведь как сыр в масле катается: сыт, одет. А зарабатывает столько, что может каждый месяц высылать домой по четвертному».

Одно время он серьезно подумывал об отъезде в Архангельск. И родители ничего не имели против такого решения. Но вся осень ушла на глупое ухаживание за Вилмой. Эрнеста словно опоили каким-то дурманом, и он не думал ни о мобилизации, ни о том, как ее избежать, пока, наконец, не подошло время регистрации. Теперь уже поздно думать об отъезде. Все, казалось, было потеряно: свобода, спокойная жизнь, отцовский дом и надежды на расположение Вилмы. Никто еще точно не знал, когда объявят новую мобилизацию, но было ясно, что она не за горами. Если уж рекрутов и ополченцев[33] призвали досрочно, Эрнесту оставалось только готовиться в путь.

Он с завистью посматривал на местных инвалидов: хромого столяра и глухонемого сына лавочника. Им нечего бояться: белый билет обеспечен. Хорошо бы его получить Эрнесту, но как? Слух, как у лисы, зрение отличное, кости целы — несчастный человек, проклятое здоровье. Если бы можно как-нибудь повредить его…

Эрнест взвесил все. Сломать ногу, отрубить указательный палец правой руки? Во-первых, это больно, во-вторых, и самому впоследствии будет неприятно ходить подстреленной вороной. Нервы, сердце, легкие? Здесь можно что-нибудь придумать, если бы только знать, как это сделать. Придется поговорить с белобилетниками, возможно, они дадут хороший совет. К примеру, взять Яна Силземниека. Парень здоров, как репа, а забракован навсегда. Как же ему удалось это устроить?

При первом удобном случае Эрнест навестил Яна. Особой дружбы между ними не было, но в таком серьезном деле можно и постороннему человеку помочь. Выяснилось, что Ян на самом деле знает способы, как обмануть военно-медицинскую комиссию. Гордый своими познаниями, он целый час поучал Эрнеста. После этой беседы тот вернулся домой успокоенным.

— Нет ли у тебя