— Ну ладно, я молчу. Она ушла — что ж, давайте посмотрим.

И Тул обернулся к миссис Макнамаре, чтобы пощупать пульс.

Итак, Тул обхватил пухлое запястье миссис Макнамары, нащупал пульс и произнес:

— Гм! Понятно… а…

Последовало с полдюжины вопросов, а затем доктор заявил напрямик:

— Я скажу вам, в чем дело, миссис Мак: что-то тяготит вашу душу, моя дорогая мадам, и, пока вы не выговоритесь, лучше вам не станет.

Бедная миссис Мак высоко подняла брови и удивленным жестом отвергла предположение доктора. Все это было не более чем притворство.

— Фи! — воскликнул Тул, предвкушая, что вот-вот проникнет в тайну. — Не переубеждайте меня, дорогая мадам, неужели вы полагаете, что я могу с самого утра забыть свое ремесло? Повторяю: облегчите свою душу, не то вы, ручаюсь, пожалеете, но будет уже поздно. Хотите, чтобы с вами случилось то же, что с несчастной старой Пегги Слоу? Из-за дурацкой скрытности и тайной хандры произошло больше параличей, апоплексических ударов, сердечных и душевных болезней, чем от… проклятье! Моя дорогая мадам, — заметив, что его толстая пациентка колеблется, Тул удвоил настойчивость, — вы мне расскажете обо всем, что касается вашего нездоровья, и имейте в виду, что Том Тул скорее сунет руку в огонь, чем хоть одной живой душе проговорится о ваших симптомах. Клянусь честью джентльмена, я бы легко обошелся без ваших ерундовых неприятностей, вроде неосмотрительных трат, в которых вы боитесь признаться, но, пока вы молчите, ни я, ни все доктора Европы не в силах вам помочь.

— Но мне не в чем признаваться, доктор, дорогой, — захныкала миссис Мак, уткнувшись в платок.

— Послушайте, не пытайтесь обмануть врача, который знает, с чем имеет дело. — К тому моменту любопытство довело Тула чуть не до безумия. — Хорошо, можете не говорить мне, что у вас на уме, хотя мне обидно, что вы не видите моей готовности и стремления помочь, чем только могу, и свято сохранить вашу тайну. Но признаюсь, дорогая мэм, я предпочел бы не слушать рассказа о ваших печалях — приберегите его для какого-нибудь друга, доверенного лица. Правда, судя по состоянию, в каком вы находитесь, — Тул поджал губы и два-три раза кивнул, — вы ничего не сказали ни майору, ни вашей дочери, а ведь вам придется либо кому-нибудь открыться, либо считаться с последствиями.

— О! Доктор Тул, у меня и в самом деле неприятности… и я хотела бы вам о них рассказать, но только вы… но только вы обещаете мне, клянетесь честью, что ничего не скажете ни единому человеческому существу? — прорыдала несчастная матрона.

— Совесть, честь, правдивость, мэм, — но нужно ли говорить более, вы ведь меня знаете, дорогая миссис Мак? — засуетился Тул, вкладывая в свою речь всю убедительность, на какую был способен.

— Знаю, это верно… у меня большие неприятности… иногда мне кажется, что никто не сможет меня спасти, — продолжала она.

— Говорите, дорогая мадам, говорите. Дело в деньгах?

— Нет, не в деньгах, а в одной жуткой… то есть и в деньгах тоже... но… о, дорогой доктор Тул, дело в одной ужасной женщине, и я ума не приложу, как мне поступить. Иной раз я думала, что мне могли бы помочь вы, — вы ведь такой умный, — и я собиралась вам сказать, но стыдилась… И вот оно и началось.

Миссис Мак громко разрыдалась.

— Что началось? — раздраженно спросил Тул. — Я не могу сидеть здесь целый день. Если вы хотите, чтобы я ушел, так и скажите.

— О нет, но только ни майор, ни Мэгги не знают об этом ни слова, так что боже вас упаси, доктор, им проговориться, и… и… вот оно.

Она извлекла из кармана номер «Фримэнз джорнел», пяти-шестинедельной давности и порядком замусоленный.

— Прочтите это, доктор, дорогой, прочтите, и вы поймете.

— Все это? Благодарю вас, мадам, я это уже читал месяц назад, — недовольно буркнул доктор.

— Да нет же… только вот это… смотрите… здесь. — И миссис Мак указала на объявление, которое мы, для сведения читателей, приводим ниже.

«Мэри Мэтчуелл нижайше приветствует особ титулованных и нетитулованных и имеет честь сообщить, что ведет дела, касающиеся знакомств и браков, в кратчайшие сроки и с соблюдением пунктуальности. Ею составлен, ценой немалых издержек, полный список не состоящих в браке особ обоего пола, которые проживают в пределах королевства, с точным указанием их характеров, имущественного положения, возраста и внешних особенностей. Любая леди или любой джентльмен, приславшие описание мужа или жены, каких им желательно иметь, будут незамедлительно и за минимальную плату уведомлены о том, где таковой или таковая имеются и каким образом вступить с ними в контакт. Плата всегда взимается с учетом возможностей клиентов и не ранее, чем будет заключен брак. Миссис Мэтчуелл надеется, что ее деловая добропорядочность и умение хранить тайну послужат в дальнейшем источником бодрости для той несчастной женщины, что претерпела величайшие превратности судьбы, как это описано в ее мемуарах, которые, под названием „Игра фортуны“, вскоре увидят свет. На все письма к М. М., присланные в редакцию, при условии оплаты почтовых издержек, будет дан обстоятельный ответ».

— Как же, как же, я помню… шарлатанка… а ведь это продолжается… кажется, вчера я видел то же самое объявление… проходимка!.. Так вас расстроила эта аферистка?

Тул ткнул пальцем в лежавшую на столе газету.

— Дайте ее сюда, доктор, дорогой. Боже упаси, чтобы они ее увидели… и… и… только не проговоритесь, доктор.

— Да что вы, мэм! Разве не клялся я спасением души? И вы полагаете, что я готов сделаться клятвопреступником из-за какой-то Мэри Мэтчуелл? Фи!

Уговоры, запирательство, уклончивые речи, потоки слез, мольбы о пощаде — и наконец страшная тайна раскрыта.

Над бедной миссис Мак тяготело бремя родительского долга. Брат ее был лучший человек на свете, однако еще во времена предков случились «жуткие конфискации» (двоюродный дед, якобит, в годы правления короля Вильгельма лишился двух городских участков, которые приносили в год 37 фунтов, — на это событие миссис Макнамара любила расплывчато ссылаться, говоря об упадке семейного благосостояния), добавились еще некоторые юношеские сумасбродства, и теперь доходов брата совместно с ее собственными было недостаточно, чтобы ее дорогая дочурка выступала такой же модницей и щеголихой, как в свое время мать; по этой причине особы неродовитые и ничем не выдающиеся (имелись в виду Чэттесуорты) позволяют себе смотреть на нее сверху вниз и не признавать за ней того места в обществе, которое причитается ей по справедливости. И вот, не видя иного способа восстановить права бедной девочки, миссис Мак и обратилась к М. М.

— Чтобы найти мужа для Мэг? — высказал догадку Тул.

— Нет, нет, доктор Тул, не для Мэг, а для… для меня, — прорыдала бедная миссис Мак.

Тул на мгновение вытаращил глаза и тут же отвернулся, поскольку ему срочно понадобилось рассмотреть во всех подробностях безделушки из раковин в стеклянной шкатулке на каминной полке; представляю, как тряслась при этом его короткая плотная спина. Доктор вновь повернулся к собеседнице с лицом исключительно серьезным, однако сверх обычного красным: